Законник

В вестибюле, у застекленной входной двери, столпилось несколько чинов в полицейской и прокурорской форме. Они явно что-то пережидали. Нетерпеливый Заманский сначала решил, что на улице хлещет дождь. Но, когда протолкался вперед, остановился, пораженный. По Фрунзе, разлившись во всю уличную ширину, шествовала молодежная группа в пять-шесть десятков человек. День выдался ветреный и дождливый. Но большинство шли, по пояс обнаженные, с майками, завязанными на бедрах, крепко впечатывая в мокрый асфальт микропоры высоких шнурованных ботинок. Впереди шествовало двое накачанных бритоголовых молодцев лет по двадцать пять в кожаных, инкрустированных металлом безрукавках — с татуированными бицепсами. То и дело один из них взметал к небу сжатый кулак, и шедшее следом пятнадцати-семнадцатилетнее пацанье восторженно, надрывая глотки, стремясь перекричать друг друга, скандировали: «Спа-ар — так — это Я! Спартак — это МЫ! Спартак — это лучшие люди страны!» Вновь взлетал вверх кулак — на этот раз в кожаной перчатке, и те же глотки исступленно орали: «Россия — для русских!» Упоенные собственной молодой безнаказанной удалью, они с вызовом поглядывали на здание следственного комитета. Многие, различив силуэты в форме, с гоготом поднимали вверх оттопыренный средний палец. Один-двое, подзадоривая друг друга, подбежали к ограде в поисках камней для метания. Но тут из двора напротив вышли трое таджиков в строительных комбинезонах. — Братва! Азики! — раздался захлебывающийся мальчишеский голос. Посеревшие таджики, развернувшись, бросились в глубь двора. За ними с охотничьим улюлюканьем припустило человек десять. Остальные, по знаку лидеров, продолжили шествие и через минуту скрылись на Тверском проспекте, откуда еще долго доносились азартные выкрики. Лишь после этого полковники и подполковники спустились с крыльца и, неловко отводя взгляды друг от друга, разошлись по своим делам. — Ишь как! — озадаченная Нюра поскребла затылок. — Похоже, вас самих в оборотку взяли. Заманский усмехнулся, — мудрая женщина точно угадала подоплеку. Снисходительная прокуратура и впрямь приложила руку к появлению дикого воинства. Вожак в кожаных перчатках был скинхедом, убившим Хикмата Усманова.

В следственный изолятор поехали на машине Заманского. По дороге Заманский при Лукинове позвонил Левушке. Включив внешнюю связь, спросил, как давно он знаком с Савелием Порехиным и что может о нем рассказать. — Савка, что ли? — удивился вопросу Левушка. Но, привыкнув к неожиданным вопросам Заманского, ответить постарался обстоятельно. Учились на одном факультете, но через полтора года Савелий Порехин неожиданно перевелся в другой ВУЗ. Поговаривали, — что-то связанное с женитьбой. Признаться, о нем не жалели, — редчайший паскудник и жлобина.

В устах воспитанного Левушки «паскудник» и «жлобина» звучали трехэтажным матом. — Жлобина — это не перебор? — нарочито — для Лукинова — поднажал Заманский. — Может, преувеличиваешь? — Если только преуменьшаю, — буркнул Левушка. — Вы-то его отца знаете. Савке ни в чем отказа не было. А вот скидываемся в общаге на какую-нибудь посиделку, старается увильнуть, чтоб на халяву. Напомнишь, похихикает и — вроде как шутка. В теннис играть начали. Собираемся на корте, Савка приходит без мячей. Стоит ждет, когда другие вынут. А сам только с Доминиканы прилетел. Это ж поездка от пяти тысяч долларов по минимуму. И на стапятидесятирублевых мячах экономит. Где что плохо лежит, он тут же подсуетится. Он даже девчонок отбирал поплоше, чтоб без претензий и не тратиться… Знаете, дядя Вить, — спохватившись, оборвал себя Левушка. — Похоже, я в сердцах перегнул. Неловко наговаривать на общего знакомого, да еще за спиной. А хорошего о нем не скажу. Так что, если хотите подробней, однокурсников наших порасспрашивайте, — телефоны я вам дам. Заманский скосился на Лукинова, — тот внимательно слушал. — А тебе известно, — произнес Заманский, стараясь говорить отчетливо, — что Савелий — отец ребенка Валентины Матюхиной? На том конце установилось озадаченное молчание. — Не шутите? — выдавил наконец из себя Левушка. Понял, что нет. — Такого даже я представить не мог. Она ж на его глазах металась в поисках денег на ребенка. На его же ребенка!.. У Левушки сбилось дыхание. — И как ты это объясняешь? — нажал Заманский. — Это пусть психиатры объясняют! Понимаете, дядя Вить, есть такая порода, — сто миллионов имеют. И все равно за один удавятся. Так вот это Савка! Последняя фраза получилась снайперски точной. Именно миллион оказался ценой жизни Зиновия Плескача. — А я вам чего говорила, — пачкун и есть, — прокомментировала с заднего сидения Нюра.

В той части СИЗО, где находились следственные кабинеты, стояла тихая прохлада. До конца месяца, когда следователи штурмуют сроки и сутками допрашивают подследственных, оставалась еще неделя. Да и рабочий день далеко перевалил через экватор. Кто и был с утра, разбежались. Так что кабинеты пустовали.