Законник

– Да, как у меня, – Беата сдержала улыбку. – Только я крашу лицо, чтоб скрыть морщины. Если б у меня сохранился такой роскошный румянец, я б весь макияж с наслаждением выбросила на помойку.

Нелли, старавшаяся во всем подражать Серебрянской, хотела огрызнуться. Но пригляделась к непривычно умиротворенной начальнице и, не пререкаясь, тихонько вышла.

«Ты все та же!» – вспоминала Беата слова Ильи и радовалась, что поддалась на уговоры дочери и сделала подтяжки под глазами.

А Гулевский шел по дорожке в сторону метро с блуждающей на губах улыбкой. И решительно не понимал, как мог просуществовать столько лет без звуков этого теплого колокольчика.

6

На следующий день Гулевский вышел на работу. Добраться по коридорам Академии до кафедры оказалось нелегким испытанием. Встречные, завидев его, стирали с лиц живое выражение и смотрели больными глазами, в разговоре сочувственно сбавляли голос. У женщин обильно выступали слезы. И оттого Гулевскому делалось многократно хуже, будто то и дело задевали ноющую заусеницу, не давая ей подсохнуть.

Лишь на кафедре удалось затвориться ото всех. Сотрудники не отвлекали, – Арлетта перехватывала визитеров в коридоре. То и дело доносился ее сдавленный, будто возле палаты тяжелобольного, голосок.

Хуже то, что уединение, так им любимое, не шло на пользу. Попробовал дописать статью, обещанную в академический сборник, – «Позитивная ответственность в уголовном праве». Статья была написана на две трети. И не докончил ее лишь потому, что случилось несчастье с Костей. Помнилось, что писалось удивительно легко, формулировки лились из-под пера свободно, без усилия. Да и как не литься, если основные положения многажды и основательно продуманы. Но теперь, вернувшись к ней, убедился, что не в состоянии сформулировать ни одной новой идеи. Да что идеи? Фразы выходили корявые, кондовые. Попробовал для разгона перечитать написанное ранее – будто писал другой человек. Хотя почему «будто»? Две недели назад он и впрямь был другим. А этот, новый, что поселился в нем, никак не мог взять в толк, для чего вообще нужно писать подобные заумные, далекие от практических нужд опусы.

Закинув статью в нижний ящик, переключился на административные дела. Подтянул к себе новый приказ МВД «О комплексном реформировании системы воспитательной работы в органах внутренних дел и о дальнейшем совершенствовании работы по профилактике преступлений коррупционной направленности».

Раздраженно откинул приказ в сторону. От этих неизменных зачинов «о комплексном реформировании» того, чего нет, «о дальнейшем совершенствовании» того, что не делалось вовсе, он сатанел.

Далее в приготовленных Арлеттой стопочках – отчеты о командировках, служебные занятия, методические рекомендации, кафедральные протоколы. Собственно весь этот ворох дел был замкнут на заместителе Гулевского – Потапенко. Аккуратистка Катя давно уж с охотой перевалила на себя рутину делопроизводства, разгрузив начальника для научной деятельности.

Так что Гулевскому оставалось просматривать и подписывать готовые материалы.

Он пододвинул протокол заседания кафедры, проведенного в его отсутствие, и, едва глянув, обнаружил дополнительный, не согласованный с ним пункт – «Обсуждение материалов кандидатской диссертации соискателя кафедры Билялова «Уголовно-правовые меры в борьбе с захватом заложников в современной России (по материалам Северо-Кавказкого региона)». Решение – одобрить с контрольным обсуждением.

Гулевский нахмурился, – воспользовалась-таки Потапенко его отсутствием. Должно быть, совсем допекли ее горячие кабардинцы.

Начальник одного из московских отделений милиции тридцатипятилетний Арсен Билялов принадлежал к авторитетному кабардинскому клану, продвигавшему его на должность министра внутренних дел республики. Но, чтобы обойти других претендентов, желательна была ученая степень. А заядлая горнолыжница Катя Потапенко ежегодно выезжала на Домбай. Там разыскал ее отец Арсена и попросил помочь сыну с написанием диссертации. Потапенко охотно согласилась, не догадываясь, на какую муку себя обрекает. Вариант диссертации, принесенный улыбчивым кавказцем, Катю огорошил. Беспомощная работа, написанная в жанре пособия; без аналитики, первая глава на 13 страницах; со ссылками на отмененные постановления пленумов Верховного Суда. Даже среди студенческих рефератов не часто попадались такие откровенно слабые работы.

– Откуда все это набрал? – поразилась Потапенко.

– Думал много, – лучась приветливостью, объяснился Арсен. С тех пор дважды диссертация выносилась на кафедральное обсуждение, и дважды «рубилась», – при общей симпатии к незлобливому Билялову пропустить беспомощный набор банальностей не позволяла научная добросовестность.

Гулевский, пробежав текст, коротко бросил: «Прости, Катюш. Но серость – это даже не остроумно. Предлагаю отчислить».

Потапенко посмотрела больными глазами.