Законник

Едва пересекли границу России, началась болтанка. Будто неприветливая Родина пыталась завернуть перебежчика. Но зато когда, покружив и дважды ухнув в воздушные ямы, все-таки приземлились, Шереметьево показалось Заманскому родней родного. Прилетели сразу два рейса. В зоне погранконтроля образовался с десяток очередей. Клубясь и извиваясь, они едва продвигались к окошечкам. Прошел слух, что четыре из шести пропускных пунктов закроют. Давление в котле тут же поднялось. Задние принялись поджимать передних. Наиболее ретивые поперли без очереди. Послышались раздраженные крики, детский плач, пьяные матюги. Как водится, зачалась драка. Но отгороженные стеклом невозмутимые погранцы все с той же неспешностью принимали паспорта и цепким взглядом изучали каждого. В родной отчизне ничто не менялось, — собственные граждане, стремящиеся вернуться на Родину, по-прежнему находились под подозрением.

Зато немногочисленные иностранцы беспрепятственно протекали через изолированный коридор к отдельному, гостеприимному окошку.

Ладная девчушка в сержантских погонах приняла от Заманских паспорта, ловко раскрыла их на нужной странице, впечатала сочные визы. Расплылась в радушной улыбке. — Рада приветствовать вас на территории России! — Слышал, папка? Нам снова рады. Ради одного этого стоило сменить гражданство, — прокомментировала ехидная Аська. В зал прилета отец с дочерью вышли, еще покачиваясь после болтанки. Заманский усомнился, распознает ли Аська среди встречающих Левушку. Когда-то школьницей Аська за ним хвостиком бегала. Все пыталась обратить на себя внимание. Но тот, на пять лет старше, только отмахивался от нескладного подростка. Аська, сощурившись, вглядывалась в лица встречающих. — Бери выше, — подсказал дочери Заманский. — Он за эти годы сантиметров на двадцать вымахал.

— Случаем, не тот птеродактиль? — глазастая Аська ткнула в толпу, над которой покачивалась аккуратно подстриженная, в очочках голова. — Ты только ему подобное не брякни. Это с виду фитиль. А на деле папин-мамин баловень. И сейчас, когда

ни мамы, ни папы вдруг не стало, ему худо. — Ладно, не совсем дура. — Не совсем, — согласился отец. Аська фыркнула оскорбленно. Заманский поднял палец. Левушка выпрастал вверх руку и радостно замахал в ответ. Зажатая в ладони барсетка болталась над головами, будто яблоко на длиннющей, подсушенной ветке.

Едва Заманские выбрались на свободное место, Левушка подбежал и, изогнувшись, припал на плечо приземистого Заманского. Выглядел он потерянным . Д аже не сразу заметил поджидающую девушку. — Моя дочь Ася, — представил Заманский. — Не помните друг друга?

Левушка невнимательно кивнул. — Два дня как похоронил, — голос его булькнул. — Как он сам завещал, — с мамой в одной могиле.

Заманский потрепал склонившуюся стриженую голову. Стало заметно, как трудно дается сиротство этому двадцатипятилетнему дылде.

На автостоянке их поджидал могучий «Рэнд ровер». Заманский заметил, что большинство машин по соседству тоже относились к внедорожникам и кроссоверам. Кажется, все россияне из тех, что посостоятельней, стремились хотя бы на лишние сантиметры оторваться от родимой земли. Едва тронулись, Аську на заднем сидении сморило, — подложив под голову подушечку, забралась с ногами и затихла.

Заманского же сон по-прежнему не брал, — слишком велико оказалось возбуждение, да и о многом хотелось расспросить за два часа, что занимала дорога до Тулы. Левушка отвечал на расспросы охотно. Необходимость пересказывать обстоятельства происшедшей трагедии как будто облегчала его страдание.

Когда Левушка вернулся из Москвы в отчий дом, отец заметно взбодрился, принялся вовлекать сына в антикварное дело. Завалил книгами по искусству, потихоньку принялся сводить с клиентурой. Сам Зиновий начинал с «окучки» — скупки по деревням старинных самоваров, которые после, дома, разбирал до винтика, реставрировал и выставлял по московским салонам. Со временем стал считаться одним из первых «самоварщиков» России. И даже спустя два десятка лет именно самовары составляли цвет разросшейся его коллекции.

С этого же, по воле отца, начал и Левушка. Несколько раз съездил в район Белева. Останавливался в гостинице. Днем мотался по деревням, к вечеру возвращался в райцентр. Получалось удачно. Отец оставался доволен. Восьмого июня, в день трагедии, как раз отправился в очередную поездку. Отцу позвонил по приезде в Белев, но телефон оказался «вне зоны действия сети». Особенно не взволновался, так как означало это то же, что и прежде: когда сына не было в городе, Зиновий часто оставался ночевать в салоне, в кухонке, на узеньком канапе. Дозвониться туда было невозможно, — звукоизолирующие стены экранируют и поглощают сигнал. — А если отец сам хотел с тобой поговорить? — уточнил Заманский. — Выходил в коридор, к лифту. Там связь брала.