Законодательство Моисея

Из представленного очерка основных форм Моисеева законодательства (подробное рассмотрение их будет дано ниже) с ясностью вытекает то заключение, что принципы Моисеева законодательства, ввиду того, что они совпадают с принципами новейшей социологии, действительно представляют собой норму истинно человеческого развития, каким оно должно быть, чтобы человечество могло осуществить свое назначение, и потому в этом смысле они универсальны*(39)

. Эти начала живут до сих пор и лежат в основе новейшей цивилизации, хотя последняя и не всегда сознательно пользуется ими. Сущность новейшего культурного развития и состоит именно в том, что она восприняла в себя начала, положенные в основу развития Моисеевым законодательством, в их одухотворенной христианством форме, выведшей из их узкого одностороннего применения к жизни одного замкнутого народа. Собственно европейская (греко-римская) культура имеет значение лишь как придаточная сила, заложившая только материальную основу для новейшей цивилизации: а все, что выше материи, в чем выражается господство духа - главной движущей силы истинного развития, - все это заимствовано из начал Моисеева права, на что, между прочим, указывает обязательное значение десятословия, признанного всеми нравственно-юридическими кодексами Европы. Такая универсальность начал Моисеева законодательства, оказавшихся в полном согласии с наивысшею ступенью религиозного мировоззрения - христианством, окончательно восстановившим для всего человечества начала истинного развития, всего яснее доказывается их указанною выше ролью во всемирной истории, как нормы среди всеобще заблуждавшегося человечества, которая одна только могла привести человечество к осуществлению его цели - восстановления потерянного первобытного состояния. В этом заключается и философская сторона библейского теократизма, одухотворяющего законодательство Моисея.

Таким Моисеево законодательство является в своих идеальных началах. В этом отношении оно универсально. Но эти идеальные начала предназначены были к осуществлению в жизни одного народа, который во всемирной истории, кроме своего общего значения, имеет и свой специальный характер, отличающий его от всех других народов, - народ со своеобразной историей, своеобразными местными обычаями и нравами, народ, носящий на себе неизгладимую печать временных, местных и племенных условий и особенностей. Поэтому естественно, что и идеальные принципы, осуществляясь в жизни этого одного народа, в своем применении терпели соответственное особенностям народа изменение: по идее оставаясь всеобщими, на практике принимали форму временных, местных, исключительных законов. Отсюда Моисеево законодательство, кроме рассмотренной общечеловеческой стороны, имеет другую сторону, с которой оно представляется частным законодательством, имеющим условное, местное, национальное значение.

Рассматриваемое с этой последней стороны, оно, прежде всего, имеет близкое отношение к состоянию еврейского народа в тот момент истории, когда оно его застало. Это был момент перехода Израиля от состояния племени к состоянию нации, когда он определенно выступил на сцену всемирной истории, принял на себя определенные задачи и занял определенное положение. В жизни народа, как и в жизни личности, сменяется несколько ступеней нравственного и физического возрастания и развития. Для Израиля патриархальный период был периодом детства, когда он главным образом управлялся чувствами и силою естественного родства с прибавлением немногих, простых и отрывочных законов. Национальный период был периодом юности, в который законы родственного чувства уступают место определенным постановлениям права, системе точных законов, необходимых для того, чтобы контролировать кипучую и порывистую деятельность юности. Пятьдесят дней странствования по безмолвной пустыне наедине с Богом могли служить достаточным средством для пробуждения в народе сознания важности момента жизни, в который он вступал, и, таким образом, он мог сознательно вступить в период национального бытия. Законодательство со строгими юридическими формами является, таким образом, знаком и печатью перехода израильского народа в состояние национального бытия.