Законом боли земной

— Странные у вас поверья! Все знают, что мак посвящен богине плодородия, ведь он растет среди хлебных полей. И обильно цветет к богатому урожаю…

В левом дальнем углу, вдалеке от дороги, над почти невидимым холмом, лишенным памятного знака, склонились два старых дерева. И под сводом их оголенных ветвей она зажигает свечу.

— Поклон месту сему, что есть дверь, нынче отворенная.

Как всегда, вначале нужно плеснуть на землю вина. А хлеб разломить надвое и половину покрошить птицам. Их тоже следует уважить, ведь они — проводники между двумя мирами…

На безвестном холме, в круге из девяти медных монет, она кладет белый хлеб и ставит бокал красного вина, густого, как кровь.

— Поклон вам, хозяева места сего, души, смертью омытые. Тропою своей придите через землю сию. Примите дар мой и не отвергните.

Бычье сердце, истекшее черной кровью, лежит чуть поодаль.

— Верный и вечный страж, трехглавый пес, в чьих глазах горит пламя ярости молодой земли, Цербер, жертвую тебе!

Расстелен черный шелковый платок. На нем открытая бутыль вина и спелый гранат, полный кроваво-красных зерен.

— Яства эти — пища Стражам, жертва моя — в дар Владыкам, слова мои — ключ к Вратам.

На землю, орошенную вином, падают густые красные капли. Острым ножом с черной рукоятью и стальным лезвием, на котором ее кровь, она чертит на земле знак. И вонзает нож в землю у корней старого дерева.

— Отверзнитесь, земной твердыни уста. Услышьте слова мои, боги подземного царства. Ибо вхожу я в вашу обитель с радостью — быть мертвой среди живых и живой среди мертвых.

Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе,

о великая мать Геката, покровительница ночных видений, госпожа трех дорог!

Семенами граната, что говорят об Аиде, льются слова, —

услышь мой зов, подруга и возлюбленная тьмы.

О ты, дарующая свет разума и ввергающая во мрак безумия,

идущая в ночи, неодолимая, связующая два мира!

Я призываю тебя законом боли земной.

Во имя бессмертия твоего, во славу древних богов,

склони взор свой на меня и прими мою жертву.

Заклинаю тебя властью печати и ключей,

отданных тебе сегодня, когда Луна вошла в круг свой!

Словами боли заклинаю тебя и молю —

дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни,

с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим…

Сгущаются сумерки, все застыло вокруг. Молчание, как натянутая струна. И неслышно, как дождь, льется на землю красная влага, которой вспоена эта земля от начала времен.

Кровь, что тело питала и силы хранила, жертвую тебе, великий Орк,

могущественный царь теней, властелин страны, откуда нет возврата!

Да пребудешь ты вечно, да не забудут тебя люди вовек.

О ты, кто ведает загробной участью смертных, ты, познавший все тропы безвременья!

Я призываю тебя законом боли земной.

Во имя твоей безграничной власти во тьме,

во имя вечного покоя твоей обители и нерушимых границ ее,

склони взор свой на меня и прими мою жертву.

Заклинаю тебя именем престола твоего, и легионами слуг твоих,

и душами тех, чьи имена в книгах мертвых чтимы,

и Землею, хранящей прах первых из первых!

Словами боли заклинаю тебя и молю —

дай мне встретиться с тем, кого я люблю больше жизни,

с тем, кому принесла клятву верности перед лицом твоим.

Как всегда, ее голос замер в тиши. И только голос невидимой птицы отозвался в ответ.

Как всегда, она оглянулась, выходя за ворота. Дорога, пройденная ею из конца в конец, стрелой уходила ввысь, прямая и светлая, как обелиск — один на всех.

Жизнь и смерть — всего лишь два мгновенья,

бесконечна только наша боль.

…Я вернусь к тебе дождем,

утренней метелью за окном,

серебро горстями брошу я к ногам твоим…

Пока она добралась до остановки, пока ждала автобуса, уже почти совсем стемнело. Как обычно в это время, вокруг ни души: места здесь глухие… Но она не привыкла опасаться пустынных мест. Ей всегда лучше в одиночестве. А особенно сейчас, когда все вокруг неожиданно напомнило другой вечер, бывший очень давно. Тогда так же плыли над землей лиловые сумерки, над горизонтом бледно светилась в дымке гаснущая полоса зари, и было слышно, как с деревьев падают капли. «Я не боюсь ходить одна»…

В прохладном воздухе стоит изморось, и далекие огни расплываются в тумане, как под водой. Лишь изредка тишину нарушает шум проносящихся машин, но она так глубоко задумалась, что не замечает этого. И не сразу видит, что одна машина остановилась рядом.

— Привет! — опустив стекло, водитель внимательно смотрит на нее. — Сколько?

Отвернувшись, она быстро отступает в тень.

Негромкий разговор и смех, — в салоне еще двое… «Девушка, а девушка!» «Что вы делаете сегодня вечером?» «Вы глухонемая, да?»

Потом хлопает дверца.

— Не бойся, лапа… — шагнув к ней, водитель вдруг замолкает на полуслове. И она тоже молчит, словно оцепенев, растерянно глядя ему в лицо. А он, рассмеявшись, подступает ближе.