Законы прикладной эвтаназии

Иосимура узнаёт у Майи примерные свойства недостающих компонентов и приступает к поиску замены. Как ни странно, ему почти удаётся. Но только почти. Майя знает: у них осталось очень мало времени, потому что девятого августа отряд 25202 будет ликвидирован.

«С вами всё в порядке?»

В последние дни Майя слишком часто выпадает из реальности. Реальность чересчур отвратительна.

«Кстати, – продолжает Иосимура, – генерал Исии просил вас присутствовать на завтрашнем опыте».

«Там будет что-то особенное?»

«Нет, всё как обычно. Но слово генерал-лейтенанта – закон, вы же понимаете?»

«Я буду».

И вдруг Майя вспоминает: где-то здесь, в этих коридорах пропала сестра работника Гу. Смелость берёт города и крепости. Майя спрашивает:

«Иосимура-сан, у меня есть один вопрос».

«Слушаю».

Они стоят в тюремном коридоре. За каждой дверью – смертники.

«Некоторое время назад к вам попала девушка по имени Иинг. Полукитаянка-полуяпонка. Мне хотелось бы о ней узнать».

Иосимура наклоняет голову к левому плечу.

«А что вам от неё нужно, Амайя-сан?»

«Я знала её родственников в Харбине. Мне просто интересно».

«Вы планируете вернуться в Харбин, Амайя-сан?»

Нужно было спросить у Исии. Он бы просто ответил. Если он не видит опасности для себя, он добр и отзывчив.

«Нет. Мне просто интересно».

Иосимура проходит мимо Майи и открывает смотровое окошечко камеры, где сидит японка.

«Вот она. Изуми, она же Иинг».

«Ей шестнадцать лет. Как может она быть шпионкой?»

«Может, госпожа Амайя, может. Она ещё и не то может, эта девочка».

Майя смотрит на сестру Гу. Та не обращает внимания на наблюдателей.

«Мы используем её в финальной стадии опытов, когда добьёмся хотя бы какого-нибудь результата».

Майя понимает, что девушку Иинг не спасти. Нужно спасать себя, всё остальное не играет никакой роли.

Смерти нет, шепчет Майя про себя. Смерти нет.

12

Второго августа утром Майя лежит на кровати в своей комнате и смотрит в потолок.

Несмотря на твёрдое решение в первую очередь спасать себя, она не может не думать об Иинг. Точнее, о заключённой № 1354. Каждый заключённый, поступая в расположение отряда, получает порядковый номер от единицы до полутора тысяч. Как только достигается число 1500, всё снова начинается с единицы. Середина 1945 года – идёт конец второго цикла. Через кровавые руки докторов отряда прошло около трёх тысяч человек.

Никто не убегал из тюрьмы блока «ро», никогда. Спасти сестру Гу – значит погубить себя.

За несколько недель пребывания в расположении отряда, Майя видела всё. Вместе с Исии она ездила «в гости» к отряду 516, где проводились опыты по обезвоживанию организма. Она смотрела на людей, которые слизывают с пола капли влаги. На этих каплях можно прожить девять дней. Или десять. Это если не есть хлеб, который бросают через смотровые окошки в камеры со смертниками. В противном случае – пять-шесть дней. Кровь начинает идти горлом, кожа высыхает и шелушится, глаза вылезают из орбит.

В других камерах – те, кому дают воду, но не дают хлеба. Самые сильные протягивают по два месяца. Они уже не могут двигаться, их дёсны кровоточат, животы вспучены. Японцы методично фотографируют подопытных и фиксируют данные измерений в лабораторных журналах.

Майя разговаривала с оператором из съёмочной группы. Он рассказывал ей, что, снимая вскрытие заживо впервые, он выблевал на пол весь завтрак. «Перед первым разом лучше не кушать», – мягко попрекнул его лаборант.

«Нужно научиться переключать сознание, – говорил оператор. – Сначала ты воспринимаешь его как живого человека, слушаешь его рассуждения о скором поражении Квантунской армии, о вводе советских войск, а на следующий день ты должен видеть в нём только лабораторный материал. То, что лежит на операционном столе, не имеет никакого отношения к тому, кто сидел в камере».

Майя ездила и на полигон Аньда, где проводились полевые испытания бактериологических бомб. Самым страшным ей показались испытания бомб, начинённых чумными блохами. Чтобы добраться до человека, находящегося в тридцати метрах, блохе нужно от пары минут до нескольких часов. Когда привязанные к столбам подопытные гарантированно заражались, их возвращали в Пинфань, следили за развитием болезни, выявляли процент незаражённых. Некоторых вскрывали заживо, чтобы посмотреть на течение болезни внутри организма.

Там же, на полигоне, её впервые посадили за руль джипа.

«Можно мне?» – робко спросила Майя.

«Давай», – сказал Мики, подвигаясь на пассажирское место.

Газ, сцепление, тормоз, ничего особенного. Она впервые выучила эти слова.

Вождение далось ей довольно легко. Никаких правил, огромный полигон, только на другом конце поля – столбы для подопытных.

Мики оказался неплохим учителем. «Газ!» – командовал он, и Майя послушно подавала вперёд правую ногу. «Тормози!» – кричал он, хватаясь за рукоятку на приборной панели. «Сожжёшь коробку!» – этого возгласа Майя боялась больше всего. Они ездили каждый день. Дважды – по полигону, в остальные дни – около базы.

Но куда бы Майя не ехала, ей всё время казалось, что страшные столбы приближаются.