Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

Он пошел в свою мастерскую, но работа валилась из рук. Он сидел, глубоко задумавшись. Ему снова вспомнилась Украина, его село и его родные. Сердце пронзила острая боль. Как же так? Он закончил Академию, стал на ноги, прославился, ездил по Украине, издавал альбомы «Живописная Украина», человеком стал, а его родные братья и сестры, даже любимая сестричка Иринка, пропадают на панщине, крепостные-рабы… Что он сделал, чтобы их спасти? Теперь он укорял себя за каждый бокал шампанского, за каждую вечеринку, где он, в панской одежде, добивался внимания женщин, где он был центром внимания всего общества, читал свои стихи о рабской судьбе, а заработанные деньги так и не смог повернуть на то, чтобы освободить их от рабства.

«За них меня карает судьба», — с отчаянием думал он. И тяжелые свинцовые слезы катились из его глаз.

Он взял карандаш, бумагу и начал писать:

Такие, боже наш, делаУ нас в раю, страшней не знаюНа праведной земле твоей!Ад сотворили мы на нейИ чаем неземного рая!В ладу мы с братьями живем,Руками братьев нивы жнем,Слезами нивы поливаем…Быть может, сам на небеси

Смеешься, отче наш, над нами,Совет держа тайком с панами,Как править миром?…Нет, боже, не хвала, не радость,А кровь, да слезы, да хула, –Хула всему, всему! Не знаютСвятого люди ничего! –Уже — ты слышишь? — проклинаютТебя, владыка, самого!

Весь день Тарас был грустным, тоска душила его. До сумерек сидел в одиночестве в своей мастерской, грыз сухой хлеб, купленный утром по дороге, и лег спать. Он не смог вернуться на Костельную, где друзья сразу начали бы его расспрашивать, и от этого стало бы еще тяжелее…

С легкой руки баронессы Бларамберг Тарас получил еще несколько заказов на портреты, и потому, что декабрьские дни — самые короткие дни года, он с утра и до сумерек не оставлял кисти. Быстро позавтракав, спешил он к кому-нибудь из заказчиков, когда утреннее солнце еще расстилало на розовых сугробах долгие сиреневые тени, работал до полудня, потом мимоходом забегал в народную чайную, заказывал себе пару чая, московский, густо усыпанный мукой, калач, колбасу и, наскоро перекусив, мчался к другому заказчику.

От заказчиков дважды на неделе шел поэт в библиотеку, и, нагруженный новыми книгами, возвращался на Костельную, обедал и сразу садился читать, а в другие дни навещал вечером своих польских друзей, от которых узнавал последние новости.

Особенно радостными для Тараса были те вечера, когда приходила Забаржада. Эта девушка вносила рай в его душу. Но было это очень редко, только тогда, когда хозяйка девушки уходила к своим подругам или родственникам. В такие вечера они сидели, обнявшись, шептали друг другу нежные слова, пели песни, Тарас всегда читал ей свои стихи:

Зоре моя вечірняя,Зійди над горою,Поговорим тихесенькоВ неволі з тобою.Розкажи, як за гороюСонечко сідає,Як у Дніпра веселочкаВоду позичає.Як широка сокоринаВіти розпустила…А над самою водою

Верба похилилась;Аж по воді розіслалаЗеленії віти,А на вітах гойдаютьсяНехрещені діти.Як у полі на могиліВовкулак ночує,А сич в лісі та на стрісіНедолю віщує.Як сон-трава при долиніВночі розцвітає…А про людей… Та нехай їм.Я їх, добрих, знаю.

Добре знаю. Зоре моя!Мій друже єдиний!І хто знає, що дієтьсяВ нас на Україні?А я знаю. І розкажуТобі; й спать не ляжу.А ти завтра тихесенькоБогові розкажеш.

Девушка слушала, и слезы сами катились из ее прекрасных глаз. Тарас нежно утирал их, целуя ее мягкие губы.

— Ну, что ты, мое серденько, моя голубка, я здесь, рядом с тобой…

9 декабря граф Орлов, наконец, отважился представить царю доклад «О рядовом Шевченко». Изложив пространно всю историю ссылки поэта, Орлов сообщал о запросе генерала Обручева: «Можно ли дозволить Шевченко заниматься рисованием под наблюдением ближайшего начальства?»

На первом листе этого доклада в тот же день появилась леденящая надпись, тотчас же заботливо покрытая прозрачным лаком: