Закованный Прометей. Мученическая жизнь и смерть Тараса Шевченко

В благодарность за ее чувства к нему Шевченко написал на русском языке поэму «Тризна» и посвятил ее Варваре Репниной. Это дань уважения и благодарности за — увы! — неразделенную любовь. Шевченко был человеком слишком искренним и прямым, чтобы позволить себе кривить душой в ответ на неподдельное чувство княжны Варвары. Он слишком много страдал, чтобы не понять ее. В предисловии к поэме есть слова, которые свидетельствуют о больших дружественных отношениях Т.Г. Шевченко и Варвары Репниной, что в значительной степени повлияло на появление в свет этого произведения: «Душе с прекрасным назначеньем должно любить, терпеть, страдать…» О своих чувствах поэт писал: «…Для вас я радостно сложил свои житейские оковы, священнодействовал я снова и слезы в звуки перелил…» Поэт подарил свою рукопись Варваре Николаевне, а на следующий день и свой автопортрет:

Душе с прекрасным назначеньемДолжно любить, терпеть, страдать:И дар господний, вдохновенье,Должно слезами поливать…

Ваш добрый ангел осенилМеня бессмертными крыламиИ тихоструйными речамиМечты о рае пробудил…

Когда чувство Варвары Николаевны к поэту начало заходить чрезвычайно далеко, A.B. Капнист, возможно, по просьбе матери княжны, стал вести продолжительные беседы и с Репниной, и с Шевченко. «Словом, — писала Варвара, — выход из всего сказанного им был тот, что Шевченко надо уехать и что он берется увезти его к себе… и дать ему понять, что ему более нельзя жить в Яготине».

Впрочем, Шевченко и сам понимал, что никакой перспективы его отношений с княгиней Варварой Репниной быть не может. И прежде всего потому, что она была княжна, а он бывший крепостной. Он не мог себе представить, как бы он мог смотреть в глаза крестьянам-рабам Репниных, если бы он вздумал жениться на Варваре. Это было просто за пределом всякой возможности…

Последние дни пребывания в имении Репниных Тарас Григорьевич напряженно работал, завершая копии портрета князя Н.Г. Репнина. «Два дня, — писала Варвара Николаевна, — он был молчалив и холоден, хотя я проводила с ним почти весь день, потому что он работал… над портретами детей моего брата, а я занимала их, чтобы они сидели смирно; но последние три дня его пребывания он был сердечен и добр. Наконец наступил день и час его отъезда. Я со слезами бросилась к нему на шею, перекрестила ему лоб, и он выбежал из комнаты…»

Так разошлись судьбы княжны и поэта, недавнего крепостного… Его общение с Варварой Николаевной в дальнейшем ограничивается только перепиской.

В начале февраля Шевченко уехал из Украины в Петербург через Москву.

Тарас уезжал с Украины с новыми стихами и поэмами, этюдами и новыми впечатлениями. Душа его была наполнена с одной стороны любовью к родной земле, а с другой — болью за народ, который задыхался в ярме крепостничества. Во время скитаний по Украине Шевченко много времени проводил среди крепостных крестьян. По ночам в темных хатах собирались родные его «гречкосеи» и безнадежно жаловались на угнетения, на обиды, на жестокости панов и шляхтичей. Для помещиков и шляхтичей, наводнявших Украину «гречкосеи» были только «быдлом» — рабочим скотом. Гнев охватывал Шевченко — великий, беспощадный гнев поэта-трибуна. Этот гнев сообщил его стихам характер неистовых проклятий.

Да, он клял этот барский «смердящий» мир, клял царя, всех предателей и насильников.

А слез! А крови! НапоитьВсех императоров бы стало.Князей великих утопитьВ слезах вдовиц! А слез девичьих,Ночных и тайных слез привычных,А материнских горьких слез!

А слез отцовских, слез кровавых!Не реки — море разлилось!Пылающее море… СлаваБорзым, и гончим, и псарям,И нашим батюшкам-царям…

Шевченко был «вольный». И его вольное слово начинало звучать по всей Украине, его стихи читали шепотом, но этот шепот гремел в сердцах как набатный колокол, от него закипали слезы в глазах и холодели руки.