Закулисье Олимпийских игр. Записки олимпийского волонтера

На организацию одного матча уходят годы (если речь идет о подготовке инфраструктуры, например) и месяцы (тактическое планирование) работы. Никогда бы не подумала, что двухчасовой телевизионный показ стоит таких невероятных усилий сотни человек. Мой рабочий день в матчевые дни начинался в 5:30 утра, а заканчивался в 2–3 часа ночи. Когда зрители давным-давно спали, стадионная команда только собиралась на «разбор полетов». График работы в игровые дни был расписан по минутам. Я всегда знала, где должна быть в то или иное время. Матч всегда начинается в строго определенный час, отсрочки возможны только в экстренных случаях, к примеру, в случае непредвиденных погодных условий.

Как только в начале мая стадион перешел в управление УЕФА, был введен режим аккредитации. Это означает, что все сотрудники должны были зарегистрироваться в базе данных УЕФА и получить пропуск на стадион. Правило распространялось на всех, будь то директор стадиона или дворник. По всему периметру спорткомплекс «Металлист» был огорожен забором, а на каждом пропускном пункте был поставлен охранник для проверки аккредитации. Удостоверения выдавались в аккредитационном центре, который я возглавляла, после процедуры установления личности и фотографирования. Кроме того, в дни матчей Евро-2012 вокруг стадиона «Металлист» городскими властями был образован особый транспортный периметр. Выдача специальных талонов для передвижения на личном автомобиле и парковок в пределах периметра регулировалась отделом транспорта городского совета. Как оказалось позднее, харьковчане, к сожалению, не были посвящены в эти временные нововведения.

С первым же днем установки забора наш центр превратился в бесплатную «горячую линию», а вернее, в «горячий центр». Так как мы были единственным отделом, расположенным вне стадиона, волна посетителей стала нарастать с первым же днем. (Правда, ближе к последнему матчу она почти совсем упала.) К нам приходили все, у кого были какие-то вопросы насчет Чемпионата, и не важно, было это в нашей компетенции или нет, от нас ждали ответа, как от важнейшей инстанции. Вопросы покупки билетов, трудоустройства в УЕФА, парковки, режима работы метро и общественного транспорта в целом, обмена валюты — наш отдел должен был быть осведомлен во всех сферах. Разумеется, по мере сил мы старались никому не отказывать в помощи. Кроме того, аккредитация — это часть так называемого «отдела по работе с клиентами», фактически первое место, где люди, вовлеченные в Чемпионат, сталкиваются с его организаторами, поэтому согласно политике УЕФА сервис всегда должен был быть на высшем уровне.

Но были иногда и неприемлемые запросы. В один прекрасный день некий юрист обратился ко мне с просьбой предоставить личную информацию о человеке, которого он разыскивал и который, якобы, должен был принять участие в судебном процессе. По его сведениям, этот человек был в нашей базе данных. Стоит ли говорить, что его запрос остался без ответа — любая информация личного характера являлась строго конфиденциальной.

Вездесущие журналисты пытались прорваться на «Металлист» в поисках сенсационного материала (а хватит ли мячей? а успеют ли их надуть вовремя?) еще до открытия пресс-центра. Иностранные туристы горели любопытством хоть глазком взглянуть на место, где будут играть их любимые команды. Однажды каким-то образом совершенно незнакомый мне человек раздобыл рабочий номер моего мобильного телефона и просил провести экскурсию по стадиону для группы голландцев. (Поддержать свою команду, сыгравшую три матча группы В, в Харькове высадился целый десант из голландских болельщиков!) Чем ближе был первый матч, тем сильнее приходилось держать оборону, но мы отлично справлялись. Правила есть правила. Стадион был не случайно закрыт для посещений.

Однажды после бесконечно долгого трудового дня я только собралась уйти домой, как при выходе меня перехватил посетитель. Так как я одна оставалась в центре, я не могла не переговорить с ним. Собеседник-африканец сообщил, что пришел на встречу с одним из наших сотрудников, но его не пускают. Изъяснялся он по-русски довольно сбивчиво и с сильным акцентом, но смысл его речи я понимала. Я сказала, что сейчас работает система аккредитации и ему нужен пропуск. Рассказала про процедуру его получения. Ответ его, видимо, не удовлетворил, так как аккредитационный центр уже был закрыт. Он возмутился и повторил, что ему нужна встреча с его знакомым. Выслушав мои возражения и советы позвонить своему другу, он потерял всякое терпение: «Да вы по-русски понимаете?! Или мне по-английски говорить?!» — и тут же, не дожидаясь моей реакции, перешел на международный язык общения. Высказав то же самое по-английски, он снова спросил: «Вы и по-английски не понимаете?!» — и, сильно размахивая руками, повторил монолог на ломаном русском. Далее — немая сцена.