Зал ожидания. Книга 3. Изгнание

В редакции «ПП» все вдруг почувствовали, что их самоотверженная работа не пропала даром. Никто по-настоящему не верил в победу, а она пришла, и так неожиданно, что всех выбила из колеи и окрылила. Даже Гейльбрун преобразился, это уже не был старик – в кресле главного редактора сидел представительный мужчина в расцвете сил, оживший портрет художника Либермана.

Зепп Траутвейн, узнав о событии, некоторое время сидел как пригвожденный.

– Свободен, он свободен, – произнес он, ни к кому не обращаясь. – Свободен, свободен, – повторял он снова и снова. И вдруг он просиял, улыбка озарила все его костлявое лицо, глаза под густыми поседевшими бровями заблестели, он был почти красив. Он бегал по редакции, он прищелкивал языком, угловатым дурацким движением тряс одного коллегу за плечи, другим говорил:

– Свободен, свободен.

Он обнял Эрну Редлих, он крепко стиснул длинного тощего Петера Дюлькена, который сам совершенно обезумел от радости, и сказал явную чепуху:

– Ну что, Пит, кто был прав? Не говорил ли я, что так будет?

Зепп забыл, что он в обиде на Гейльбруна, отчаянно тряс его руку и спрашивал в восторге:

– Ну, что вы теперь скажете? И почему вы не называете меня Зепп, идиот вы эдакий?

Он пел: «Слабый – умирает, сильный – сражается» – и повторял снова и снова: «Свободен, свободен». Он словно опьянел.

Пит и Гейльбрун не давали ему покоя.

– Вы должны немедленно написать приветственную статью к приезду Фридриха Беньямина, это ваш праздник, ваша победа. – Но он отказывался.

– Нет уж, увольте, пишите вы, – отвечал он, – сегодня я писать не могу, я пьян.

– Да ведь все мы пьяны, – смеясь, сказал Петер Дюлькен и откинул со лба прядь каштановых волос.

– Свободен, свободен, – повторил Зепп и вышел из редакции.

Счастливый, сияющий, он шел как во сне по улицам города Парижа в этот мягкий сентябрьский день. Присел за столик на террасе какого-то кафе. Приятно было сидеть среди множества оживленных деловых людей. Хотели они этого или не хотели, но они служили радостным фоном для его ликующего настроения. Он выпил одну кружку пива, и вторую, и третью, и купил одну газету, и вторую, и третью, и во всех газетах было напечатано, что правительство Германии передало швейцарским властям журналиста Фридриха Беньямина. Зепп Траутвейн умел наслаждаться хорошим, в жизни у него немало было наряду с тяжелым и хорошего, но никогда, никогда не был он так счастлив, как сегодня. И если бы вся его жизнь была сплошь серой и постылой и только один этот час подарила бы ему судьба, один этот час на террасе парижского кафе, с ворохом газет и с радостной вестью, с тремя кружками пива и с огромным, распирающим грудь чувством – свободен, свободен, – он считал бы себя счастливым человеком.

Его твердая вера не обманула его. Справедливость, разум – не пустые слова, они, справедливость и разум, действительно существуют на земле, и старый Рингсейс прав: надо только уметь ждать. Но Анна поставила точку, бедная Анна, ах, почему он не научил ее ждать и не терять надежды. Хорошо, что он хотя бы старику Рингсейсу может рассказать, что Фридрих Беньямин свободен.

А пока он сообщил новость кельнеру.

– Он свободен, – сказал кельнеру Зепп. – Вы читали, уважаемый? Он свободен, и я всегда знал, что так это и будет.

Кельнер с удивлением посмотрел на него, и Зепп щедро дал ему на чай.

Потом он опять носился по улицам под ласковым сентябрьским солнцем, и, хотя он выпил всего три кружки пива, он чувствовал себя, как в ту ночь, когда возвращался домой по пустынным улицам и площадям города Парижа после первого дружеского разговора с Эрной Редлих. Он оказался прав, и в остальном он будет прав.

– Желанный день придет, – взвизгивал он, говоря сам с собой, как тогда. Он пройдется по набережным Изара, увидит башни Фрауэнкирхе, будет есть мюнхенские сосиски и запивать их мартовским пивом, хлопнет Рихарда Штрауса по плечу.

– Ну вот, соседушка, – скажет он. – Могли бы вы поступить умнее.

А если Риман смущенно ухмыльнется, увидев Зеппа, Зепп попросту ухмыльнется ему в ответ и благородно промолчит. День избавления. Да, он придет, мы получили еще одно подтверждение этому, а, по-простецки говоря, господин Гитлер, трещать далеко еще не значит с… Хотя нам и немало досталось, но мы не напрасно прошли через невзгоды, теперь мы и это скоро увидим. А главное, мы увидим, что «Зал ожидания» не напрасно ждал.

Только сейчас, и так ослепительно ярко, что он испугался, до сознания его дошло, что для него значит освобождение Фридриха Беньямина. Вместе со свободой Беньямина он завоевал и собственную свободу. Он может вернуться к своей музыке. И насколько же другим он возвращается к ней – более зрелым, более мудрым и все же еще молодым. Он не выдохся, вино его выстоялось и стало много крепче, да и сосуд хорош. Чего только не познал и не постиг он, Зепп, за эти два года.