Заледеневший

И уж ни в коем случае не Блейну. Он соврал ей в отношении Эмили, и это было первым странным событием за время ее визита сюда. И с того момента все, что было связано с Блейном, становилось все более странным. Почему он так поступил? Халли приходила в голову лишь одна мысль: он был каким-то образом связан со смертью Эмили. Все это выглядело непонятно. Халли знала о похождениях Джона Уэйна Гейси, Теда Банди и прочих очаровательных психопатов, которые казались соседям идеальными людьми, а сами пытали, убивали и поедали своих жертв. Но кем же все-таки был Мейнард Блейн? В ее сознании он больше ассоциировался с неловким и нескладным повесой, нежели с убийцей-садистом.

Ну а что в отношении Грейтера? Ранее она поместила его в первые ряды подозреваемых. Но потом он согласился просмотреть поименный список персонала станции. Стало быть, ему известно, что на станции нет ни одного мужчины, имя которого начинается с «Эм». При этом Халли не видела экран монитора, так что, вполне вероятно, заверения Грейтера также являются ложными. Но в действительности она так не думает. Тогда, во время просмотра, Халли видела в его глазах признаки человеколюбия. Он старался что-то от нее скрыть, и это, как показалось Халли, было чувство вины за гибель тех матросов. И хотя Грейтер презирал свою гулящую бывшую, но, возможно, он чувствовал вину за то, что оставил свою жену в затруднительном положении и с нарастающим чувством отчаяния в душе.

Ну а Бренк? Вполне вероятный вариант.

И еще множество других мужчин, о которых Халли вообще ничего не знает. Под конец она поймала себя на том, что постоянно задает себе один и тот же вопрос: «Ну кому ты поверишь, если ты не можешь доверять вообще никому?» Ответ нашелся сразу: не «кому», а «чему». Она всегда может доверять только науке.

Халли уже почти подытожила свои размышления, как вдруг дверь распахнулась и в туалет вошли две женщины. Каждая уселась на унитаз.

— Ну, что думаешь? — спросила одна; ее голос был настолько грубым, что больше подходил бы мужчине, — полярное горло.

— Думаю, это она, — ответила ее спутница вполне нормальным голосом.

— Я тоже.

— Вопрос в том, что с этим делать.

— Это действительно вопрос. Но, знаешь, что? — спросил мужеподобный голос.

— Что?

— На этот вопрос, да еще в таком месте, есть тьма тьмущая ответов.

— Ты что, толкуешь об этой новой пробирке? — спросила Халли, стараясь придать своему голосу грубое звучание и преувеличенный южный акцент. В этом наверняка не было необходимости, поскольку с этими женщинами она до этого не общалась. Но на всякий случай.

— Кто это? Я и не знала, что здесь еще кто-то.

— Не волнуйся, это я, Брейден. Чертова поллярия. Я уверена, что она принесла с собой какую-то заразу.

— Против фактов не попрешь. Она приезжает — и женщины сразу начинают помирать. — В мужеподобном голосе звучали злоба и угроза.

— Она же отваливает отсюда в субботу, верно?

— Если самолеты будут летать. Послушай, что я скажу: ни одна зараза не заставит меня зимовать здесь, рядом с этим мешком, полным смертельных бацилл. Да и не только меня. Она должна слинять отсюда, а как — это не наша забота.

— А кто тут еще, ты говоришь? — спросила женщина с нормальным голосом.

Но Халли уже пробралась к выходу и выскользнула через приоткрытую дверь. Формально она все еще находилась под арестом, или как там еще можно назвать ее вынужденное пребывание взаперти. Она надеялась, что Грейтер не сделал какого-либо официального объявления об ограничении свободы ее передвижения по станции. Если он и вправду не заявил об этом во всеуслышание, то в курсе ситуации лишь сам Грейтер, Греньер, Лаури и Мерритт. Ей надо рискнуть и обратиться непосредственно к ним. Ну а что они смогут сделать, кроме водворения ее обратно в комнату? Халли чувствовала угрызения совести из-за того, что нарушила слово, но если посмотреть на происходящее с другой стороны, то сложившаяся ситуация требует ее повышенного внимания. Грейтер не хочет признавать очевидное, но что-то очень нехорошее происходит в этом расположенном отдельно от мира и вдруг внезапно разгерметизировавшемся автоклаве, который они называют станцией.

Вернувшись снова в комнату, Халли надела толстый шерстяной свитер и парку. Распихала по карманам шапку, перчатки, взяла запасной дайверский нож и налобный фонарь. Спустившись в лабораторию, чтобы взять еще кое-какое снаряжение, она пошла дальше, все еще никак не привыкнув к освещению коридора, срабатывающему согласно ее шагам. Она прошла мимо какой-то женщины, которая даже не подняла на нее глаз; мимо мужчины, набиравшего сообщение на телефоне. Он лишь мельком взглянул на нее. Халли не могла совладать с собой и оглянулась назад, после того как разминулась с этими двумя — никто за ней не шел, — и оборачивалась, пока шла по коридору.

Дойдя до ведущей в подземный этаж герметичной двери, девушка в последний раз оглянулась и не увидела ни одного светового пятна в только что пройденном коридоре. Она прошла через дверь, уверенная в том, что она здесь одна и что за ней никто не наблюдает.

39