Заложники греха

Николай мигнул глазами и в сторону ответил:

– Ничего. Мир не без добрых людей. Не пропаду.

– Пропадешь! – возразил Владимир. – Сопьешься и замерзнешь где-нибудь под забором! Для чего ты все это?

Николай молчал. Я, догадывавшаяся о его мотивах, спросила о другом:

– Вы что же, прямо вот так, по улице шли с такими деньгами в кармане?

Николай усмехнулся.

– На меня глядя никто не подумает, что они у меня могут быть.

Это было, конечно, верно. И все же рискованно.

– Нет, дядя Коля, – протянул конверт обратно Владимир. – Не возьму.

– Да ты что? – теперь настал черед удивляться Николаю. – Как так? Я ж от чистого сердца!

– Не возьму! – твердо повторил Владимир. – И тебе советую поскорее другое жилье купить, пока не пропил.

– Так я ж… Эх! – Николай с досадой аж притопнул ногой и с силой впихнул деньги Владимиру: – Бери, говорю! Бери! Это, может, последнее, что я для тебя делаю!

– Последнее? – медленно проговорил Владимир. – А что ты для меня сделал первое? Кроме того, что сделал меня?

Глаза Николая расширились. Я тоже была изумлена, но старалась не подавать вида, что мне вообще что-либо известно о кровном родстве Владимира и Николая.

– Ты… Ты знал? – тихо спросил Николай, отступив на шаг.

– Догадывался, – сухо кивнул Владимир.

– Но… как?

– У меня свидетельство о рождении датировано двумя годами позже, чем я родился, – сказал Владимир. – С чего бы это? Мама говорила, что старое потерялось. Ну допустим. Но я видел их с отцом свидетельство о браке. Оно датировано тем же числом, что и мое свидетельство. Значит, их выдали в один день. Почему? Зная своих родителей, я убежден, что они зарегистрировали бы брак до рождения ребенка, а не два года спустя. Да и внешне я на отца совсем не похож, хотя это уже косвенный признак.

– И ты молчал? Ничего не говорил никому?

– А зачем? Что бы это изменило? Только отца с мамой бы расстроил. Я бы и тебе никогда этого не сказал, если бы ты сам не пришел вот сейчас… У меня, понимаешь, еще и день сегодня такой, словно зачерствело что-то в душе, потому я и говорю с тобой так спокойно об этом. День избавления от иллюзий, – усмехнулся Владимир. – Ничего, мне это только на пользу. Меня слишком оберегали от всяких потрясений, слишком заботились. Иногда полезно получить здоровую порцию дерьма, чтобы стать мудрее. А я сегодня ее сполна получил.

Родные отец и сын молчали, глядя друг другу в глаза. Просто молчали и смотрели, но чувствовалось, что это очень важный момент в их отношениях. От того, чем закончатся этот пристальный взгляд и это молчание, зависела, пожалуй, их дальнейшая жизнь.

Николай смотрел с жадностью, глаза его, водянистые, мутноватые, сейчас горели. Он явно ожидал от этой сцены большего, чем его сын, ждал с нетерпением. Владимир не заставил его ждать.

– Спасибо за заботу, дядя Коля. Но мне есть кому помочь, – сказал он. – У меня есть отец.

– Кто? Константин? – спросил Николай.

Глаза его стали колючими, почти злыми.

– Да, – просто ответил Владимир. – Он воспитал меня, и другого отца я не знал. У меня и нет другого.

– Володя, – голос Николая дрогнул. – Ты пойми, я же прощения пришел попросить. Я давно хотел, давно! Но что я мог тебе предложить, что? Ты жил на всем готовом, как сыр в масле катался – а я? Как я мог тебе таким показаться, признаться, что это я твой отец? Чтобы ты меня стеснялся, стыдился? Зачем было ломать твои представления о жизни, зачем ранить душу?

– А сейчас зачем? – спросил Владимир.

– Сейчас? – Николай осекся. – Сейчас – другое дело, – пробормотал он. – Если бы я сейчас не сказал, потом бы уже и поздно было.

– Ты и так уже опоздал. На двадцать лет, – ответил Владимир. – Если я так тебе был нужен, ты мог прийти, когда был еще молод и в порядке. Тогда, когда был не таким бомжом, как сейчас.

– Тогда… – начал было Николай, но умолк на полуслове. – Тогда другое дело было. Тогда не мог. Ты пойми, Володька, правда не мог!

– Ладно, – Владимир повернулся в сторону подъезда. – Я тебя понял. Давай, пока!

– Так не простил? – все допытывался Николай, идя следом и пытаясь заглянуть в глаза сыну. – Не простил меня?

– А что значит – простить? – пожал тот плечами. – Я считаю, что просто не держать зла. Зла я тебе и не желаю. А вот полюбить… Извини, не могу. Я люблю другого отца.

С этими словами Владимир решительно зашагал к подъезду, и я вместе с ним. Открывая дверь, обернулась: Николай стоял на том же месте, все так же сжимая в руке конверт с деньгами, жалкий и оглушенный. И когда я из окна подъезда выглянула на улицу, он все стоял. А потом повернулся и сгорбившись пошел прочь…

Когда мы поднялись в квартиру, Владимир сразу прошел на кухню, к холодильнику. Я подумала, что он проголодался, а запасы продуктов как раз подошли к концу, а мы за всей этой кутерьмой забыли заехать в супермаркет. И еще кое о чем забыли…

– Владимир, – повернулась я к Воропаеву. – Вас на какое время вызвали в полицию? На час?

– Да, – почесал в затылке тот.

– Ну так поедемте, уже половина первого. И не терзайте холодильник, а заодно и нервы зря – он все равно пуст.

Владимир вздохнул.