Заложница поневоле

— Нужно было это дело оставить Диме с Олегом, да? — мужчина будто издевался надо мной. Потешался, гад этакий! Вон, как его губы дрожат, пока он старается удержать серьезное выражение лица. Ему смешно или решил таким образом меня напугать? У меня слов не хватает, чтобы описать, как я зла сейчас на него.

— Отпустите! — попыталась дернуть головой, но куда мне до него. — Мне больно!

— Ты хоть знаешь, что могла умереть? — одним вопросом он загоняет меня в тупик. Наш разговор пошел совсем в другое русло. Марк умело может менять тему, провоцировать собеседника, вывести из себя, заставить сойти с ума. Он может менять маску на лице, и кажется, никто не узнает его настоящего.

Я знаю его всего сутки, но кажется, что всю жизнь. Он, если не узнал всю правду обо мне, то понял, что я не Снежана, и будто сбросил с себя маску мужчины, который хотел изощренно отомстить сестре. Я не знаю, что ему нужно от меня, хочет ли отпустить меня, но мне уже жаль его. Жаль, потому что шесть лет его жизни украли. Я не верю, что это сделала Снежана, но мне искренне его жаль.

— Мы могли не успеть, Романова. Или еще хуже, не поняли бы, что ты истекаешь там кровью и умираешь. Я мог быть занят, а ребята, они не поднялись бы сюда без моего разрешения на это. Или ты просто не дожила бы до больницы. Знаю, я виноват, но не стоит так наказывать меня. От этого хуже будет не мне, а тебе, — наконец он отпускает мой подбородок, быстро закатывает рукав на левой руке до татуировки, и подносит её к моему лицу. — Видишь это? Видишь? Уверен, читать ты не разучилась. Я мерзавец, коим стал благодаря ей, — не стоит долго гадать, кто это его «ей». Моя сестра. — У меня ничего не дрогнуло бы, если бы ты сегодня умерла. Мне все равно, если бы ты сегодня откинулась. Потому что я — мерзавец!

Не замечаю, как слезы капают из глаз, как мне становится больно от его слов. Он хотел донести до меня, какой он бездушный ублюдок? Так вот, не стоило ему так стараться. Потому что я уже давно это поняла и усекла.

Но тогда почему мне так больно от его слов? Почему чувствую, как становится трудно дышать? Возможно ли, что причина в нем? Потому что он сейчас рядом, сидит передо мной, яростно сверкает на меня глазами? И чувство, будто меня отчитывает как маленького ребенка.

— Теперь эта твоя ошибка всегда будет с тобой. И, прежде чем делать такие необдуманные поступки, будешь вспоминать меня, и понимать: проблемы, которые появятся в твоей жизни, дерьмо по сравнению того, как с этим.

И когда он попытался обнять меня, истерика нахлынула с такой силой, что я закричала. Не смогла сдержать в себе боль.

— Не прикасайтесь! Нет! Ненавижу!

Подскочила с места, как ужаленная, и пыталась стереть с щеки слезы, но они срывались с ресниц, будто не собираясь никогда заканчиваться. Я не понимаю, что со мной происходит. Почему так реагирую на него.

— Отпустите меня, и я уйду. Я не Снежана, и уже устала повторять одно и то же.

— Не могу.

Мне показалось, что он горько усмехнулся. Боже, о чем я говорю? Горько? Почему ему должно быть горько? И почему, мать его, он не может меня уже, наконец, отпустить? Почему?

— Не могу отпустить, пока не выясню всю правду о тебе. Кто ты?

— Сводная сестра.

— Я это понял, как тебя зовут?

— Разве это имеет значение? Как меня зовут? Вас это не волновало, когда вы насиловали меня.

— Значит, будешь Романовой, — он пропустил мимо ушей мои язвительные слова. — И потом, — шагнул ко мне, а я в страхе отскочила на два шага назад. — Я найду что-нибудь потеплее, а ты пока останься здесь.

— Мне нужны мои вещи, — упрямо заявила я.

— Они еще не высохли. Поэтому придется тебе довольствовать тем, что найду для тебя я.

Марк ушел, захлопнув за собой дверь. А мне оставалось только ждать его.

Глава 6

Пока ждала Марка, пыталась собраться с мыслями: нужно перестать плакать и взять себя в руки. Чувствую себе измученной, хотя проснулась только что. Разговор с ним был тяжелым, впрочем, как всегда. Не понимаю, что на меня нашло, но знаю одно: не стоит ждать чего-то хорошего от этих людей. В особенности от Марка, а про его подельников вообще молчу. Мужчина сам признал, что они и пальцем не пошевелят, чтобы помочь мне в трудную минуту.

Стерла слезы, поднялась на ноги и стала мерить комнату шагами. Теперь, когда Марк оставил меня одну, истерика закончилась и я могла думать трезво. Главное, не паниковать и не истерить как сейчас. Это мне не поможет. Придется быть послушной, если хочу сбежать отсюда. Потому, когда вернулся Марк, старалась выглядеть отстраненной, как будто приняла свое положение заложницы.

— Вот, держи, оденься.

Взяла из его рук вязаный джемпер серого цвета, и задалась вопросом — откуда у него эти вещи? Вроде в этом доме нет никого, кто младше меня и самого Марка.

— Чья одежда? — верчу в руках вещь, не обращая внимания на Марка.

— Моя, носил, когда был студентом.