Заманчивые обещания

Шайлер была ненавистна сама мысль, что ей придется встречать и приветствовать дюжину незнакомых мужчин и женщин, одетых в черное, с подобающими случаю скорбными лицами.

Разумеется, они придут из чистого любопытства.

И из-за денег.

В конце концов, все всегда решают деньги.

— Они придут не только для того, чтобы посмотреть, как вы изменились за эти годы, мисс Грант, и не для того, чтобы узнать, досталось ли им что-нибудь от Коры. — Трейс как будто прочел ее мысли.

— Вы думаете? — Она почувствовала себя уязвленной.

— Не все из них. Некоторые придут лишь потому, что искренне хотят отдать дань уважения вашей тете.

Шайлер не знала, что именно побудило ее произнести эти слова — они сорвались с губ прежде, чем она успела хорошенько подумать:

— Я была почти уверена, что увижу в списке наследников и вас.

От Трейса Баллинджера просто-таки повеяло холодом.

— Это было бы не только неуместно, но и в высшей степени неэтично.

Она выпалила:

— Кроме того, вы, должно быть, и так получили солидный куш как душеприказчик.

Внезапно он разозлился на нее. Шайлер почувствовала, как небольшое пространство между ними заполнили волны неприязни. Его злость ощущалась почти физически.

Утомленным жестом она провела рукой по глазам.

— Простите. Это было очень грубо с моей стороны.

— Вот именно.

Шайлер была готова проглотить свой язык и свою гордость.

— Только моя усталость и вызванная ею временная утрата хороших манер могут служить мне оправданием. Пожалуйста, примите мои извинения.

Прошло целых тридцать секунд, а может, и больше, прежде чем он сказал:

— Принимаю.

— Пожалуйста, продолжайте.

— Как поверенный Коры, я должен был решить две задачи: сохранить ее состояние и затем, после ее смерти, распорядиться им в соответствии с ее пожеланиями. Сейчас я не буду вдаваться в детали, но несколько доверенностей составлено на ваше имя. Контроль над имуществом, указанным в одной из этих доверенностей, стоимость которого в настоящий момент составляет двадцать миллионов долларов, перейдет в ваши руки в ваш тридцатый день рождения, — Трейс взглянул на дату, нацарапанную в блокноте, лежавшем перед ним, — в конце этого лета.

Шайлер слушала его с возрастающим чувством страха.

— Разве Кора вам не сказала?

Трейс Баллинджер медленно поднял на нее глаза:

— Сказала что?

Она вдохнула и досчитала про себя до десяти. Затем медленно выдохнула.

— Я не хочу — и никогда не хотела — получить Грантвуд или деньги Грантов.

— Кора говорила мне об этом. — Мужчина отложил бумаги в сторону и посмотрел на нее через стол. — Ваша тетя сказала, что вы можете поступать с домом и деньгами, как вам только заблагорассудится. Можете просто все раздать, если вам ничего не надо. — Он встал. — А сейчас перейдем к главному.

— К главному? — повторила заинтригованная Шайлер.

Мужчина в линялых джинсах и потертом кожаном пиджаке («Интересно, это та же одежда, что была на нем прошлой ночью? « — подумала Шайлер) шагал взад-вперед от библиотечной стойки к ближайшему стеллажу с книгами.

— Несмотря на то, что Кора не имела никакого права просить вас об одолжении — кстати, это ее слова, а не мои, — она все же это сделала.

Шайлер никак не могла понять, что он имеет в виду.

— О чем вы говорите?

— О настоящей причине, по которой Кора попросила меня встретиться с вами этим утром наедине, — ответил Трейс.

— Не понимаю.

— Поймете.

По крайней мере он чертовски надеялся, что она поймет.

Трейс походил туда-сюда, затем остановился, оперся обеими руками о крышку стола и посмотрел на элегантную женщину, сидевшую по другую сторону.

— Строго говоря, одолжение, о котором просит ваша тетя, не зафиксировано ни в одном документе. Вы можете выполнить ее просьбу, а можете проигнорировать ее. Решать вам. К какому бы решению вы ни пришли, это не изменит условий завещания.

Внучатая племянница Коры сидела на своем стуле и ждала, неподвижная, безмолвная, с невозмутимым выражением, застывшим на ее аристократичном лице.

Мисс Грант — темная лошадка, отметил про себя Трейс. Он наклонился и сунул руку в кожаный портфель у своих ног. Вынул конверт, обошел стол и протянул своей клиентке.

Было вполне очевидно, что она не хочет брать у него бумагу. Она лишь пристально смотрела на него.

Он изменил тактику, воспользовавшись одним из тех приемов, которые совсем неплохо действовали на встречавшихся в его практике несговорчивых клиентов, хотя, надо признать, сейчас ситуация была особенной.

Трейс понизил голос и с сочувствием произнес:

— Оно вас не укусит.

Тем не менее Шайлер продолжала сомневаться.

Трейс заметил, что ее глаза в зависимости от настроения меняют цвет. Он мог поклясться, что, когда она только вошла в библиотеку, они были карими. Теперь же это было нечто среднее между серым и золотым.

Эта мысль заставила его вспомнить о кольцах настроения, которые были очень популярны во времена его детства. В девять лет он мечтал о них больше всего на свете.

Или ему так казалось.