Екатерина была чрезвычайно довольна начавшимся сватовствомъ и въ знакъ своего особеннаго благоволенія пожаловала упомянутому уже нами французу Крестину, негласно занимавшемуся этимъ дѣломъ, 300 душъ крестьянъ и чинъ надворнаго совѣтника.
Государыня, жившая до пріѣзда въ Царскомъ Селѣ и заранѣе извѣщенная о прибытіи Густава королевскимъ шталмейстеромъ графомъ Швериномъ, поспѣшила пріѣхать въ Петербургъ и, проживъ нѣсколько дней въ Таврическомъ дворцѣ, переселилась въ Зимній дворецъ, чтобы принять тамъ короля и давать въ Эрмитажѣ въ честь его блестящіе праздники. При первомъ свиданіи съ Густавомъ она была отъ него въ восхищеніи, и, какъ говорила своимъ приближеннымъ, сама влюбилась въ него.
Сообщая Гримму о пріѣздѣ Густава, императрица писала, что онъ имѣетъ величественную и привлекательную наружность, что на лицѣ его выражаются умъ и пріятность. По словамъ Екатерины, онъ былъ «рѣдкій молодой человѣкъ» и безъ сомнѣнія — добавляла она — въ настоящее время ни одинъ тронъ въ Европѣ не можетъ похвалиться такими надеждами, какъ шведскій. Съ добрымъ сердцемъ король, по наблюденію императрицы, соединялъ утонченную вѣжливость, благоразуміе и сдержанность, болѣе нежели сколько можно было бы ожидать, судя по его лѣтамъ. Короче сказать, Екатерина находила Густава очаровательнымъ юношею. Нѣсколько позднѣе она такъ описывала короля: «наружность его прелестна, черты лица прекрасныя и правильныя, глаза большіе и живые, осанка величественна, онъ довольно высокъ ростомъ, но худощавъ и проворенъ. Онъ любитъ прыгать и танцовать и вообще охотникъ до тѣлесныхъ упражненій, въ которыхъ проявляетъ ловкость». Екатерина считала его лучшимъ изъ всѣхъ современныхъ ей государей, подающимъ большія надежды, и думала, что ему не достаетъ только опытности и обстановки умными людьми.
Одновременно съ этимъ, графъ À. Р. Воронцовъ въ тагихъ словахъ описываетъ Густава IV: «король строенъ, средняго роста, волосы у него рыжіе; въ физіономіи его особенно выдаются большіе глаза подъ цвѣтъ волосъ, по они выражаютъ только хладнокровіе».
Представляясь въ первый разъ императрицѣ, король, почтительно подойдя къ ней, хотѣлъ поцѣловать у ней руку, но государыня не допустила его до этого.
— Я никогда не забуду — сказала Екатерина, что графъ Гага — король.
— Если ваше величество — возразилъ па это находчивый юноша — не желаете дозволить мнѣ такой чести какъ императрица, то дозвольте, по крайней мѣрѣ, эту честь какъ женщина, къ которой я исполненъ не только уваженія, но и удивленія.
Затѣмъ Густаву предстояло свиданіе съ Александрой, а у ней въ ту пору, какъ нарочно, было большое горе. 14-го числа пропала ея собачка, и она проплакала весь вечеръ этого дня и все слѣдующее утро. Глаза ея отъ слезъ сдѣлались красны, и воспитательница великой княжны, баронесса Ливенъ, при видѣ такой бѣды, по словамъ императрицы, чуть не умерла со страха.
Но вотъ наступила минута первой встрѣчи Густава и Александры. Сердце подсказывало жениху и невѣстѣ, что за ними есть маленькій грѣшокъ, такъ какъ они уже заочно были влюблены другъ въ друга, а теперь имъ приходилось выдать эту тайну въ ту минуту, когда глаза всей придворной толпы съ такимъ любопытствомъ были устремлены на нихъ. При встрѣчѣ невѣсты король покраснѣлъ, а на щекахъ великой княжны вспыхнулъ тотъ жгучій румянецъ юности, отъ котораго въ глазахъ выступаютъ слезы. Оба они смѣщались, застыдились и не могли промолвить другъ другу ни одного слова, но императрица ободрила ихъ, отрекомендовавъ взаимно и жениха и невѣсту.
Король чрезвычайно полюбился всѣмъ: онъ былъ вѣжливъ, простъ и обходителенъ, каждое слово его было обдуманно; онъ обращалъ вниманіе на серьезные предметы, и разсудительные его разговоры казались даже несвойственными его юношескому возрасту; при всякомъ случаѣ онъ обнаруживалъ познанія, свидѣтельствовавшія объ его тщательномъ воспитаніи. Степенность, подобающая его высокому сану, не покидала его ни на минуту. Вся пышность императорскаго двора, которую старались выставить передъ нимъ, повидимому, нисколько не поражала его. При многочисленномъ и блестящемъ дворѣ Екатерины онъ не стѣснялся нисколько — и держалъ себя гораздо развязнѣе и находчивѣе, нежели его сверстники, великіе князья Александръ и Константинъ Павловичи. Сама императрица — по свидѣтельству современника Массона, участвовавшаго въ воспитаніи великихъ князей — съ грустью высказывала въ кругу близкихъ ей лицъ, что она видитъ большую разницу между королемъ и своимъ младшимъ внукомъ Константиномъ. Графъ Гага не только понравился, но и расположилъ къ себѣ всѣхъ, что — какъ замѣчаетъ Екатерина въ одномъ изъ своихъ писемъ къ Гримму — случается въ Петербургѣ очень рѣдко.
Графъ А. Р. Воронцовъ писалъ о немъ слѣдующее: «Король говоритъ мало, ничего не скажетъ не кстати, голосъ его басистый и монотонный. Онъ пристрастенъ къ военному искусству и желаетъ подражать Карлу XII. Съ тѣхъ поръ, какъ король въ Петербургѣ, онъ еще ни разу не улыбнулся».