Замерзшие: 5 месяцев в снегах Гренландии

Когда его призвали в армию, он был холост, но за эти несколько месяцев во время увольнения успел жениться – его избранницей стала Айрин, молодая женщина, у которой он снимал квартиру в период учебы в колледже. Ему очень хотелось снова увидеть любимую. А значит, надо было обязательно починить рацию.

Монтеверде боялся, что искры от радиооборудования воспламенят разлитое вокруг топливо, поэтому он настоял, чтобы ремонт проводился на улице.

С помощью Гарри Спенсера и Кларенса Уидела Ховарт перенес уцелевшие части рации в маленький ледяной домик-иглу, который летчики выдолбили под левым крылом. Короба сначала накрыли тряпками и кусками парашютных куполов, а потом их попытались согреть работавшим на батарейках сигнальным фонарем. Мощный луч света смог разморозить «начинку» рации и ее клавиши, так что их уже можно было нажать. Источником питания для рации стали аккумуляторы самолета. Понимая, что надолго их энергии не хватит, Уидел попробовал реанимировать имевшийся на борту «В-17» газовый генератор, для начала поставив его неподалеку от разведенного прямо на льду костра. Он разобрал его, согрел и просушил все детали и провода, а затем снова собрал прибор. Каким-то чудом генератор заработал. В баках бомбардировщика было достаточно топлива, так что зарядом рация была обеспечена, если, конечно, он не замерзнет снова или не сломается.

Уидел зарядил батарейки рации, протянул провода в хвостовой отсек и подключил в нем лампочки, вывернутые из кабины пилота. Отныне терпящим бедствие не приходилось сидеть в темноте по восемнадцать часов в день.

А тем временем в тесном иглу под крылом Ховарт сосредоточился на том, чтобы привести в действие устройство двусторонней связи, передающее сигнал на большие расстояния. Оно соединяло в себе передатчик и приемник, который мог связываться с наземными службами или с самолетами во время полета.

В зависимости от внешних условий, сигнал мог преодолевать сотни и даже тысячи километров. В качестве антенны можно было использовать кусок обшивки «В-17» или проволоку «Девушки Гибсона». Так как рацию отсоединили от самолета, Ховарт выбрал второй вариант и размотал на снегу катушку с проволокой передатчика.

Работа шла по тоскливому кругу: отогреваешь рацию, снимаешь перчатки, возишься с ней, пока пальцы совсем не закоченеют, потом греешь руки, затем снова отогреваешь рацию. Весь этот цикл, как правило, длился несколько минут. Вскоре на ладонях и пальцах появились трещины, из которых сочилась кровь. Между циклами радист возвращался в убежище, к товарищам, которые растирали ему ладони и подбадривали. Лорен знал, что судьба этих людей в значительной степени зависит от него, что добавляло нервного напряжения. У Пола Спины сжималось сердце, когда Ховарт постанывал от боли в руках. Вуди Перьер слышал жалобы радиста на то, что прибор в ужасном состоянии, разбит, а подключить его заново слишком сложно:

– Не могу я, ребята! Не могу ничего сделать, – причитал Лолли.

Но как только его пальцы снова обретали хоть какую-то чувствительность, он возвращался в иглу и снова принимался за работу. Он часами напролет изучал разорванные схемы, пытался заменить отсутствующие или вышедшие из строя детали.

По прошествии нескольких тяжелых и выматывающих суток Спенсер и Уидел помогли Ховарту перенести оборудование в штурманский отсек, находившийся прямо за разбитым плексигласовым носом бомбардировщика. Они надули спасательный плотик и закрыли им зияющую в отсеке дыру, но от холода это не спасало: здесь так же пробирал мороз, как в иглу. Каждую ночь в отсек наметало помногу снега, и Ховарту снова приходилось отогревать сначала рацию, а потом собственные руки.

Однажды поздно ночью, когда радист работал в другой части самолета, его товарищи, находящиеся в хвосте, услышали странный звук, похожий на ружейные выстрелы. Хвостовая часть сантиметр за сантиметром съезжала к ширящейся расселине, и с каждым малым движением самолета заклепки, закрепляющие панели обшивки фюзеляжа, с треском отваливались.

Чтобы хоть как-то замедлить приближение машины к трещине, летчики собрали все имеющиеся у них веревки и парашютные стропы парашюта и привязали хвостовую часть к передней половине бомбардировщика, причем перекрутили веревки и сделали крепкие петли для прочности. Это было временным решением проблемы, но они надеялись, что таким образом удастся не потерять последнее укрытие до того момента, когда подоспеет помощь.