Читаем Замерзшие поля полностью

Замерзшие поля

Во втором томе собрания сочинений одного из недооцененных писателей XX века Пола Боулза собраны тексты 50-х годов: Латинская Америка сменяется американской глубинкой и родным для Боулза Нью-Йорком, а потом — все той же арабской Африкой. В центре повествования одних рассказов оказывается изгой, чужак, воспринимающий мастерски выписанную реальность со стороны и с некоторой опаской. Другие же рассказы больше похожи на жестокие жанровые полотна, реалистические картинки из жизни — сумрачные, застывшие навсегда, словно насекомые в янтаре.

Пол Боулз

Проза18+

Пол Боулз

Замерзшие поля

Сеньор Онг и Сеньор Ха

перевод Э. Штайнблата

В конце длинной улицы городка под углом в сорок пять градусов в небо врезалась сочно-зеленая гора — ее отвесный склон грозно спускался из заоблачной вышины в долину, где текла река. Земля в долине была плодородная, но ни пашен, ни садов не было — жители городка ленились расчищать каменистую землю. К тому же для такой работы всегда было слишком жарко, и все болели малярией; в общем, вышло так, что прозябающий городок жил за счет индейцев, приносивших с гор съестное и возвращавшихся с дешевыми тканями, мачете и всякой всячиной вроде зеркал и пустых бутылок. Жизнь тут протекала легко, и хотя богачей в городке не было, никто не голодал. Почти у каждого дома росло несколько папай и манговое дерево, а на рынке было полно авокадо и ананасов — за сущие гроши.

Кое-что изменилось, когда правительство взялось возводить наверху большую плотину. Никто в точности не знал, где должна быть эта плотина; строили где-то в горах; вода уже затопила несколько деревень, но и теперь, хотя минуло шесть лет, строительство не завершилось. Это и было важнее всего, поскольку индейцы, спускавшиеся с гор, приносили теперь не только провизию, но и деньги. Вот отчего вышло, что некоторые жители городка неожиданно разбогатели. Им самим не верилось, но деньги появились, а индейцы по-прежнему спускались и тратили в лавках все больше и больше. Городские уже просто не знали, что делать с этими нежданными песо. Многие покупали огромные радиоприемники, которые работали с утра до вечера и были на полную мощь настроены на волну Тапачулы, так что люди, гулявшие по главной улице, все время слушали одну передачу без перерывов. А деньги не кончались. Пепе Хименес купил в столице яркий новый автомобиль, но когда вернулся домой, проехав шестьдесят миль по горной дороге от Мапастенанго, машина ни у кого не вызвала особого восторга, и он сам чувствовал, что с покупкой дал маху. Даже на главной улице городка было слишком много ухабов и луж, чтобы разъезжать по ней взад-вперед, так что автомобиль остался ржаветь перед «Ми Эсперанцей»[1]

— баром у моста. По пути домой из школы Ничо с приятелями играли в машине, представляя, что это форт. Но как-то раз с дальней окраины городка пришла компания ребят постарше и приспособила автомобиль для собственных развлечений, и теперь мальчишки, жившие у реки, приближаться к нему не смели.

Ничо жил со своей теткой в домике, сад у которого переходил в гущу деревьев и лиан; внизу неслась река, метавшаяся от одного валуна к другому в неглубоком, туманном каньоне. Домик был чистенький и простой, жили они скромно. Тетка Ничо была женщиной весьма беззаботного нрава. Сознавая это, она полагала, что сможет воспитать сына покойной сестры, только если научит его дисциплине; вся дисциплина сводилась к тому, что она звала его полным именем — Дионисио.

К собственным расходам она тоже относилась безо всякой дисциплины, так что мальчик не особенно удивился, когда в один прекрасный день она сообщила ему:

— Дионисио, тебе придется бросить школу. У нас кончились деньги. Дон Анастасио даст тебе работу в своей лавке за десять песо в месяц, и днем ты сможешь там обедать. Lastima[2]

, но денег нет!

Неделю Ничо сидел в лавке, запоминая цены товаров, которыми торговал дон Анастасио; а однажды вечером, вернувшись, застал дома странного вида незнакомца, сидевшего напротив тетки в кресле-качалке. Человек этот смахивал на индейца — такие спускались с самых дальних и высоких гор, но кожа у него была светлее, он был полнее и словно бы мягче, а глаза — как щелочки. Он улыбнулся Ничо, — мальчику показалось, не слишком дружелюбно, — и пожал ему руку, не вставая с места. В тот вечер тетка выглядела очень счастливой, и когда они укладывались спать, сказала ему:

— Сеньор Онг будет жить вместе с нами. Тебе не придется больше работать. Господь к нам милостив.

Однако Ничо подумал, что если сеньор Онг будет теперь жить с ними, лучше бы остаться работать у дона Анастасио, чтобы поменьше бывать дома и пореже видеть сеньора Онга. И он осторожно заметил:

— Мне нравится у дона Анастасио.

Тетка взглянула на него сердито:

— Сеньор Онг не хочет, чтобы ты работал. Он человек гордый и состоятельный, сможет прокормить нас обоих. Для него это пустяки. Он мне показывал свои деньги.

Перейти на страницу:

Все книги серии Creme de la Creme

Темная весна
Темная весна

«Уника Цюрн пишет так, что каждое предложение имеет одинаковый вес. Это литература, построенная без драматургии кульминаций. Это зеркальная драматургия, драматургия замкнутого круга».Эльфрида ЕлинекЭтой тонкой книжке место на прикроватном столике у тех, кого волнует ночь за гранью рассудка, но кто достаточно силен, чтобы всегда возвращаться из путешествия на ее край. Впрочем, нелишне помнить, что Уника Цюрн покончила с собой в возрасте 55 лет, когда невозвращения случаются гораздо реже, чем в пору отважного легкомыслия. Но людям с такими именами общий закон не писан. Такое впечатление, что эта уроженка Берлина умудрилась не заметить войны, работая с конца 1930-х на студии «УФА», выходя замуж, бросая мужа с двумя маленькими детьми и зарабатывая журналистикой. Первое значительное событие в ее жизни — встреча с сюрреалистом Хансом Беллмером в 1953-м году, последнее — случившийся вскоре первый опыт с мескалином под руководством другого сюрреалиста, Анри Мишо. В течение приблизительно десяти лет Уника — муза и модель Беллмера, соавтор его «автоматических» стихов, небезуспешно пробующая себя в литературе. Ее 60-е — это тяжкое похмелье, которое накроет «торчащий» молодняк лишь в следующем десятилетии. В 1970 году очередной приступ бросил Унику из окна ее парижской квартиры. В своих ровных фиксациях бреда от третьего лица она тоскует по поэзии и горюет о бедности языка без особого мелодраматизма. Ей, наряду с Ван Гогом и Арто, посвятил Фассбиндер экранизацию набоковского «Отчаяния». Обреченные — они сбиваются в стаи.Павел Соболев

Уника Цюрн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза