Замерзшие поля

За несколько месяцев в Испании он совсем не отдохнул: по горло насытился робкими обещаниями во взглядах поверх раскрытых вееров, ему осточертели мантильи, распятия и хихиканье. Здесь, в Марокко любви если и недостает утонченности, она, по крайней мере, откровенна. Паранджи на лицах его не тревожили — он уже давно научился распознавать под ними черты. Рискуешь только с зубами. А по глазам он умел читать как по писаному. Если они проявляли какой-то интерес, то выражали его явно, без всяких чопорных околичностей, которых он терпеть не мог.

Над грядой густых туч сумеречное небо горело неистовой синевой. Он свернул в людный туземный квартал. Багаж отправился в пансион «Каллендер» таксомотором, а сам он договорился ехать на «универсале» мистера Каллендера, когда тот перед самым ужином покинет рынок. Так ему удастся хоть полчаса побродить по медине — бесцельно, руки свободны. Он свернул на рю Абдессадек. Фигуры в накидках на головах переходили по всей улице от прилавка к прилавку, их руки плели замысловатые восточные жесты, а голоса напряженно звенели, не сходясь в цене. Все это очень знакомо мсье Ройе и очень успокаивает. Здесь снова дышится легко. Он медленно взошел на холм, пытаясь припомнить тот фрагмент некогда читанного и любимого: «Le temps qui coule ici n’a plus d’heures, mais…» [51]Дальше этого места в следующую строку он перейти не мог. Свернув на улочку поуже, он вдруг погрузился в ошеломляюще густой аромат жасмина, переливавшийся из-за ближайшей стены. Мсье Ройе какое-то мгновение постоял под склонившейся ветвью смоковницы, росшей по ту сторону, и медленно, вдумчиво стал вдыхать аромат, все еще надеясь перешагнуть строчку, говорящую о времени. Жасмин поможет. Вот, уже подступает: «mais, tant le loisir…» [52]

Нет.

Его толкнул какой-то ребенок, у мсье Ройе сложилось впечатление, что сделал он это нарочно. Француз опустил голову: так и есть, попрошайка. Неестественным умоляющим голоском, от которого звенели нервы, ребенок просил милостыню, воздевая к нему крохотную ладошку. Мсье Ройе быстро зашагал прочь, по-прежнему принюхиваясь к жасмину и чувствуя, как неуловимая фраза ускользает все дальше. Ребенок тащился следом, выводя свою гнусную панихиду.

— Нет! — взорвался мсье Ройе, не глядя на попрошайку и передвигая ноги огромными шагами в надежде скрыться от этого монотонного напева. — Le temps qui coule ici n’a plus d’heures, mais tant… — пробормотал он вслух, стараясь заглушить голос, не смолкавший рядом. Невозможно. Настроение безвозвратно погибло. Ребенок, обнаглев, коснулся его ноги нерешительным пальчиком.

— Dame una gorda, [53]

— проскулил он.

С внезапной яростью, удивившей его самого, мсье Ройе беспощадно ударил в маленькое лицо и через долю секунды увидел, что ребенок застонал, а потом, пригнувшись, бросился на другую сторону улицы и остановился там у стены, прижимая к лицу руку и потрясенно глядя на мсье Ройе.

Но мсье Ройе и самого уже остро кольнуло раскаяние. Он шагнул к съежившемуся мальчугану, толком не понимая, что скажет или сделает. Ребенок поднял голову — его сморщенное личико белело под дуговой лампой, раскачивавшейся сверху. Мсье Ройе услышал собственный зыбкий голос:

— Porqu'e me molestas asi? [54]

Попрошайка не ответил, и он ощутил, как от молчания меж ними разверзлась пропасть. Он схватил ребенка за тощую ручку. И снова, не шевельнувшись, попрошайка нелепо, как звереныш, захныкал. В новом приступе ярости мсье Ройе ударил опять, гораздо сильнее. Ребенок теперь не издал ни звука — стоял и все. Совершенно расстроившись и опечалившись, мсье Ройе повернулся и зашагал туда, откуда пришел, толкнув женщину в чадре, высыпавшую мусор из ведра прямо на середину улицы. Она сердито крикнула что-то ему вслед, но он не обратил внимания. Одна мысль о том, что марокканский беспризорник отнесся к нему с тем же ужасом и презрением, как и к любому христианину-инородцу, была ему невыносима, ибо он считал, что расположен к мусульманам и понимает их как никто другой. Он торопливо прошел через город к рынку, обнаружил «универсал» и забрался внутрь. При свете множества огней, озарявших прилавок с овощами, он узнал, кто сидит на другом сиденье — старый мистер Ричмонд из «Банка Британской Западной Африки».

— Добрый вечер, — произнес мсье Ройе: любая беседа поможет справиться с дурным настроением, которое вызвала в нем прогулка.

Мистер Ричмонд пробурчал что-то в ответ, а помедлив спросил:

— Вы — Ройе, полагаю?

— Ага, вы меня помните, — улыбнулся мсье Ройе. Но мистер Ричмонд ничего больше не сказал.

Наконец объявился Педро, груженный пакетами, которые вывалил на пол машины между ними. Мсье Ройе он приветствовал чопорно и объяснил, что сразу в пансион они не поедут, поскольку в аэропорту им нужно забрать мисс Шарлотту, прилетающую из Лондона. Пока они медленно ехали по людному рынку, мсье Ройе несколько раз ловил на себе взгляд мистера Ричмонда — тот посматривал исподтишка, но как-то уж очень театрально «Pauvre vieux [55]— подумал он. — Ему отказывает рассудок»

3