Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора

Тут во времена СССР стояла ракетная часть.

“СССР улетел надписью на ракете в глубину истории”, – спросонок подумал я.

А потом еще этот дорожный знак – черное слово “Надежда”, перечеркнутое по диагонали красной чертой. Как же так? Надежда же умирает последней.

“А эта «Надежда» – самый крупный в мире комбинат по производству никеля, – говорит сопровождающая меня хрупкая Инна, как будто прочитав мои мысли, – здесь разливают файнштейн – сплав никеля и меди”.

Стоп. В Москве три часа ночи. Разница во времени. Тяжелая голова. Файнштейн Слава – это же мой близкий друг. Он уже без малого тридцать лет живет в Иерусалиме. Он психиатр. Мы работали вместе и сейчас очень близки. Да вы же с ним давно знакомы.

Сразу стало веселее. Может ли мой друг Слава представить себе там, в Иерусалиме, что в Норильске тысячу раз в день произносят его фамилию?

“Мы будем на «Надежде» сегодня, и вы своими глазами увидите, как выглядит файнштейн”, – сказала Инна. И я совсем повеселел. А то я не знаю!

Оказалось, что “Надежда” – это огромное скалистое плато среди вечной мерзлоты. Земная твердь. Поэтому здесь сначала был железнодорожный… тупик “Надежда”. Тупик “Надежда” – правда, неплохо? Потом построили аэродром “Надежда”. А потом – вот этот комбинат. Вечная мерзлота просто не выдержала бы такой махины.

Известная сиделица Ефросинья Керсановская тогда все записывала и зарисовывала. Все, что с ней происходило. Она сначала работала в морге, а потом попросилась в шахту. “Подлец в шахту не спускается”, – сказала она. Сильно! Я спущусь в шахту завтра утром. Точно!

Я брожу по старому, почти заброшенному городу. Дома – сталинский ампир. Пламенеющий. Веселое голубое здание с кружочками – управление лагерей. А это ДИТЕР – дом инженерно-технических работников. Здесь отмечали все праздники. Внутри были ковры и хрустальные люстры. Там выступала художественная самодеятельность из зеков. Сейчас здесь офисы. Так мне сказали. Эти мирные англицизмы не очень вяжутся с той историей. С тем, что сохранила в своей памяти норильская вечная мерзлота.

В Норильске есть озеро Долгое. Какое-то время его называли Стрихнинным. Этим ядом травили зайцев и песцов, чтобы не тратить на них пуль и капканов. Так, стрихнином, больше можно собрать добычи.

А около озера стоит памятник девушке-геологу. Раньше здесь стояла девушка-снайпер. Правда, ни на одной фотографии ружья не видно.

Скульптор-зек сделал ее из какой-то новой марки бетона, чтобы испытать его на морозоустойчивость. Есть такая легенда. За десятилетия стояния девушка-снайпер теряла свои конечности. А потом потерялась и сама. Исчезла вовсе. Норильчанам стало без нее грустно. И они заставили вернуть девушку на место. Правда, уже из другого материала и с более современным обликом. Да и профессию девушка приобрела другую – стала геологом.

А это уже новый город. Проспект Ленина (бывший Сталина) поражает своей монументальностью и, я сказал бы, – изысканностью. А сейчас еще и оптимизмом, благодаря покрашенной в яркий желтый цвет части домов. Ленин стоит в начале проспекта, конечно, с 1954 года. Прежде, разумеется, здесь был Сталин. На этом проспекте находится много важных мест. Здесь и замечательный музей Норильска, где работают профессионалы и энтузиасты, с любовью воссоздающие непростую историю этого города. Здесь и драматический театр, где тоже работают профессионалы и энтузиасты. Между прочим, на его сцене когда-то играли Георгий Жженов и Иннокентий Смоктуновский. Правда, театр тогда располагался в другом помещении.

Все. Мне пора на “Надежду”. На встречу с файнштейном.

Табличка у двери: “Цех розлива файнштейна”. Да, я с Файнштейном не раз разливал.

Вот огненную массу заливают в огромную ванну, где семьдесят два часа она будет остывать.

Мне рассказали и показали на “Надежде” все химические циклы металлургии. И я вспомнил уроки химии. Как я мучился на них! А если бы тогда, мальчиком, я все это увидел воочию, может быть, я стал бы металлургом, а не врачом-психиатром. Впрочем, настоящих сумасшедших, когда я выбирал свою профессию, я тоже не видел.

Подождите, ну я же еще ничего не ел. Не пробовал местной кухни. Но до этого я еще должен увидеть роддом. Говорят, что лучший в стране. Здесь детская смертность сведена к нулю. Бессменно этим роддомом руководит главный врач по фамилии Ласточкина.

Ну, теперь можно и поесть. И выпить, конечно. Чтобы как-то все улеглось в голове. Итак, сагудай – это нарезанный мороженый муксун с луком, солью и перцем. Строганина из оленины с брусникой. Юкола – вяленое оленье мясо. Это все я взял на закуску. Ну и корюшка. Она только что пошла. И все, конечно, под нее, под водочку. Какова закуска, таково и питие. Закуска нам его диктует.