Читаем Заметки авиапассажира. 37 рейсов с комментариями и рисунками автора полностью

Андрей Ануфриевич Дубенский, памятник которому стоит в том месте, где высадились в 1628 году триста с лишним казаков, возглавлял этот десант. Мужик, говорят, был хороший. Казаки его любили. Прибыли эти свободные и бравые ребята по Енисею. Увидев крутой, красного цвета берег, красного из-за примеси окиси железа в породе, они назвали это место Красным яром и поставили здесь свой острог.

А приплыли эти ребята за пушниной, которую тогда называли забавно “мягкой рухлядью”. Особенно ценился соболь.

Но на острог нападали местные племена. Были это в основном енисейские киргизы. Которые теперь следят за чистотой города. Все, все возвращается на круги своя. Не те, конечно, киргизы вернулись. Но… Надо быть терпимым.



И вот, чтобы следить за готовящимися набегами, на самой высокой точке Красноярска (сейчас район Покровка) поставили часовню Святой Параскевы. Оттуда и наблюдали за покоем острога. Эта часовня, между прочим, изображена на десятирублевой купюре, так стремительно исчезающей и меняющейся на десятирублевую монету. Жаль. Особенно жаль красноярцам, наверное? Там же еще, на этой десятирублевой купюре, изображен Коммунальный мост через Енисей.

Верните, пожалуйста, бумажные десятирублевые купюры. Для красноярцев. Я вас очень прошу.

Памятников и историй в Красноярском крае очень и очень много. А вот книг про Красноярск написано мало. Могло бы быть значительно больше. Я обошел не один книжный магазин. Только набор открыток.

Один день в Красноярске побывал А. П. Чехов, когда совершал путешествие на Сахалин. Памятник Антону Павловичу стоит на берегу Енисея, перед каскадом фонтанов. То бишь писатель Чехов впереди всех, а за ним в затылок мужчина-Енисей, а затем отряд девушек-рек, и завершает этот взвод колонна с Аполлоном наверху, стоящая рядом с Театром оперы и балета.

Есть в Красноярске, конечно, и памятник Владимиру Ильичу, который, в отличие от Антона Павловича, был в Красноярске не один день. Будущий вождь держал свой путь в ссылку, в Шушенское. С тремя товарищами по партии. Добирались они в Шушенское, кстати, на пароходе “Святой Николай”. Интересно, что на этом же пароходе шестью годами раньше, в 1891 году, плыл цесаревич Николай.

Был такой период в экспозиции музея, когда гипсовая фигура Ленина сидела напротив гипсовой фигуры цесаревича Николая. Не знаю, не видел. Может быть, это и слухи.

Памятник Ленину смотрит на Енисей и на улицу Карла Маркса. А спиной он стоит как раз к улице, носящей его имя.

Бронзовые юмористические фигурки, которых в Красноярске много, я описывать не буду. Я их не люблю. Но одна под названием “Дядя Вася – пьяница” меня поразила. Дядя Вася в шляпе держится за фонарный столб. Собачка писает ему на ногу. Площадка, где стоит это “чудо”, называется Площадью влюбленных и располагается перед рестораном. Нескромный ресторатор, видимо, гордясь этой безвкусицей, прикрепил табличку со своим именем и годом создания этого “шедевра”.

Есть в Красноярске памятник и Виктору Петровичу Астафьеву. Человеку и писателю, на мой взгляд, выдающемуся, свободному, бескомпромиссному. Я съездил в деревню Овсянку, где он родился и жил потом в соседнем доме последние двадцать лет. Надо, надо видеть жилище писателя. Две скромные комнаты и одна комната для гостей. Там – стол, здесь – стол… А что, собственно, надо еще писателю настоящему? Бумага, и ручка, и желательно стол. Это и было у Виктора Петровича Астафьева. Память о котором, как мне показалось, к глубокому сожалению, вымывается. А должна, должна она подпитываться людьми, как Енисей подпитывается своими притоками, без которых он, Енисей, не был бы самой полноводной рекой России.




От замечательного экскурсовода там, в музее, я узнал много новых слов. Вот они: “лопотина” – верхняя одежда, в отличие от нательной; “сечка и корытце” – как бы мясорубка; “валек, рубель, каток” – это все для стирки и глажки. Кружева снизу простыни называются “прошвы”. “Лагушок” – сосуд для браги. Самогона в этих местах не пили. А вот ставни накрепко закрыть от воров изнутри – это значит их “зачекушить”. Обувь – “чирки”. Кусочек мяса называется – “кумничок”. Как красиво. Как поэтично, не правда ли?

Родом из Красноярска был и великий русский художник Василий Иванович Суриков. Памятников ему здесь много. И дом стоит, где он родился и жил. Двухэтажный. Суриковы жили на первом этаже, второй – сдавали.

Мальчик Вася Суриков был писарем и на полях какой-то важной бумаги нарисовал муху. Каждый художник это поймет. Я имею в виду рисование на полях. Рука ж сама рисует. Бумага та попала к губернатору. Губернатор хотел муху смахнуть. А она не улетает. Тут понял губернатор, что муха нарисованная. Так Васю отправили учиться в Санкт-Петербург. Так он, Вася, стал художником Суриковым. Прямым прадедом Никиты и Андрея Михалковых.

На портрете молодой Суриков, в шляпе, с черными усами, – вылитый Никита Михалков в фильме “Свой среди чужих, чужой среди своих”.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афанасий Никитин. Время сильных людей
Афанасий Никитин. Время сильных людей

Они были словно из булата. Не гнулись тогда, когда мы бы давно сломались и сдались. Выживали там, куда мы бы и в мыслях побоялись сунуться. Такими были люди давно ушедших эпох. Но даже среди них особой отвагой и стойкостью выделяется Афанасий Никитин.Легенды часто начинаются с заурядных событий: косого взгляда, неверного шага, необдуманного обещания. А заканчиваются долгими походами, невероятными приключениями, великими сражениями. Так и произошло с тверским купцом Афанасием, сыном Никитиным, отправившимся в недалекую торговую поездку, а оказавшимся на другом краю света, в землях, на которые до него не ступала нога европейца.Ему придется идти за бурные, кишащие пиратами моря. Через неспокойные земли Золотой орды и через опасные для любого православного персидские княжества. Через одиночество, боль, веру и любовь. В далекую и загадочную Индию — там в непроходимых джунглях хранится тайна, без которой Афанасию нельзя вернуться домой. А вернуться он должен.

Кирилл Кириллов

Приключения / Исторические приключения
Чужая дуэль
Чужая дуэль

Как рождаются герои? Да очень просто. Катится себе по проторенной колее малая, ничего не значащая песчинка. Вдруг хлестанет порыв ветра и бросит ее прямиком меж зубьев громадной шестерни. Скрипнет шестерня, напряжется, пытаясь размолоть песчинку. И тут наступит момент истины: либо продолжится мерное поступательное движение, либо дрогнет механизм, остановится на мгновение, а песчинка невредимой выскользнет из жерновов, превращаясь в значимый элемент мироздания.Вот только скажет ли новый герой слова благодарности тем, кто породил ветер? Не слишком ли дорого заплатит он за свою исключительность, как заплатил Степан Исаков, молодой пенсионер одной из правоохранительных структур, против воли втянутый в чужую, непонятную и ненужную ему жестокую войну?

Игорь Валентинович Астахов , Игорь Валентинович Исайчев

Фантастика / Приключения / Детективы / Детективная фантастика / Прочие приключения