Читаем Заметки писателя полностью

Елена Силкина

ЗАМЕТКИ ПИСАТЕЛЯ

Эвфемизация

Мой друг-лингвист ругался в блоге…

“Хрен — это растение. Трахают кулаком по столу. Радуга — красивое явление природы. Отодрать можно обои от стены. Голубой и розовый — это цвета. Конец — у книги, улицы, ленты и т. д. Киска — ласковое именование кошки. Играть на флейте — музицировать на деревянном духовом инструменте семейства дульцевых. Взять в рот можно мундштук тромбона или сигарету. Снимать — книгу с полки, квартиру, фильм. Сколько можно придавать словам в первую очередь пошлый смысл?”

Это что, прибавила я. А вот скоро вообще разговаривать нормально будет нечем, поскольку все слова превращаются в жаргонные с приданным им самым неожиданным смыслом. Мне недавно объяснили значение слова “омич”. Это житель города Омска, скажете? А вот и нет. Это — эвфемизм для обозначения законченного наркомана и возник в результате появления в интернете какого-то анекдота. У меня друзья живут в Омске. Я про них обычно говорила — “мои омичи”. А теперь? Не-е-е, точно скоро разговаривать будет нечем, слов с недвусмысленным значением не останется. Эвфемизация, блин…

Буква Х

Поверить алгеброй гармонию…

Иной раз сторонний анализ прозы может вогнать автора в ужас, ступор, депрессию или, по меньшей мере, недоумение.

"А почему в её произведениях так много имён на букву "Х"? Ведь это кое-что означа-а-ает…"

Да ничего это не означает. Во-первых, имён на "Х" там не больше, чем на другие буквы. Во-вторых, часть образов не придумывается и не конструируется, а приходит самостоятельно вместе с именами и чертами характера из ноосферы, астрала или чего-то подобного. Не знаю я, почему их так зовут. И корректирую такие имена редко, разве что в случаях, подобных адаптации названия фирмы "Самсунг" для российского потребителя…

Подобные аналитики ещё бы хеттам, хаттам и хурритам, а также современным национальностям, чьи названия начинаются с одиозной буквы, приписали бы что-нибудь этакое, двусмысленное, коим там на самом деле и не пахнет…

Саундтрек

В юности и молодости могла писать исключительно в тишине. Чтобы рядом никто не разговаривал, не включал музыку, тем более — не обращался ко мне, тем самым выдёргивая из воображаемого пространства… Но таких условий у меня давно нет. А писать надо, сюжеты и герои просятся на бумагу (ну, или в компьютерный файл))).

Друзья упорно советовали заткнуть уши наушниками с музыкой, потому что уединения нет совсем, везде шум, и дома, и в транспорте, и на работе, где в паузах между выполнением обязанностей можно было бы что-то обдумывать, но… Люди разговаривают. Людям это свойственно, причём впечатление такое, что — круглосуточно.

Наконец попробовала писать под музыку. Решилась всё-таки, хотя поначалу сама идея казалась дикой, настолько это мне не свойственно.

Неожиданно дело пошло, да ещё гораздо быстрее, чем когда-либо ранее, в тишине.

Но получился другой эффект — для каждой главы, а то и эпизода подбирается своя мелодия, и возникает впечатление, что и читать эту главу или эпизод лучше всего именно под конкретную композицию. Особенно, к примеру, когда герои на каком-нибудь транспортном средстве друг за другом гоняются… Теперь прямо хоть саундтрек к книгам прикладывай…

Тест Бехдель

Обнаружила его нечаянно — пишущая подруга, которая копается в интернете гораздо больше, чем я, сообщила мне о нём.

Из любопытства полезла в поисковик, нашла, изучила. Чем-то меня зацепило, вначале даже не поняла, чем именно. По инерции принялась прикидывать. А у меня-то каковы опусы? Андро- или феминоцентричные?

Потом до меня дошло. Да этот тест меня попросту взбесил! Это что же получается? В ущерб собственной художественной концепции я теперь должна изымать диалоги или добавлять лишние, лишь бы на моё произведение не навесили стрёмный ярлычок?

На Западе эти ярлычки уже вешают. К счастью, у нас, в России ничего подобного не делают. Насколько мне известно…

Моя подруга, та самая, которая сообщила мне о тесте Бехдель, собирается тщательно соблюдать его требования.

Упаси меня бог от такого отношения к своему творчеству! Да я в состоянии написать вещь, в которой не будет ни одной поименованной героини и ни одного диалога вообще! И притом сия вещь станет абсолютно шовинистической по отношению к мужчинам. Но, не будучи шовинисткой, зачем бы я стала такое писать…

Нееет, граждане критики, не торопитесь навешивать ярлыки. Не то-ро-пи-тесь. Смотрите не на тесты, а на отношение автора к своим героям и героиням, и соответственно, к мужчинам и женщинам. А отношение — материя тонкая, никакими тестами гарантированно не определяемая…

Похожие книги

Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»
Расшифрованный Булгаков. Тайны «Мастера и Маргариты»

Когда казнили Иешуа Га-Ноцри в романе Булгакова? А когда происходит действие московских сцен «Мастера и Маргариты»? Оказывается, все расписано писателем до года, дня и часа. Прототипом каких героев романа послужили Ленин, Сталин, Бухарин? Кто из современных Булгакову писателей запечатлен на страницах романа, и как отражены в тексте факты булгаковской биографии Понтия Пилата? Как преломилась в романе история раннего христианства и масонства? Почему погиб Михаил Александрович Берлиоз? Как отразились в структуре романа идеи русских религиозных философов начала XX века? И наконец, как воздействует на нас заключенная в произведении магия цифр?Ответы на эти и другие вопросы читатель найдет в новой книге известного исследователя творчества Михаила Булгакова, доктора филологических наук Бориса Соколова.

Борис Вадимосич Соколов

Критика / Литературоведение / Образование и наука / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное