Заметки вашего современника. Том 2. 1970–1980

— О, не только я понимал это, — засмеялся Стаффорд. — Те, кто посылал меня, тоже это понимали. Если бы я сел на Луну, я бы не смог с неё взлететь…

Обедали в «генеральской» столовой. Отделена от зала, но харч тот же. Подарил каждому свою фотографию в космическом скафандре и именную шариковую ручку, которой можно писать в невесомости.

* * *

Зал управления полетами. Информация на 79 экранах. Данные о прошлых полетах можно получить по пневмопочте. Когда мы входили в зал, «Скайлэб» пролетал над мысом Доброй Надежды, его вела наземка в Хартабестоеке. В зал, где за четырьмя рядами пультов работают 18 операторов, нас не пустили. Сидели на балконе за толстым стеклом. В зал никого не пускают, даже директора NASA Флейчера.

* * *

Последний день в Хьюстоне. Финиш всей поездки. Везде и всегда мы дарили американцам русские сувениры. Причём не всегда говно. Были палехские шкатулки, мелочь из янтаря, гаванские сигары и т. п. Напоследок остатки отгрузили Биллу и Алану. Алан был очень растроган. Подошёл к Коле[161] и попросил:

— Коля, дай мне слово, что ребята никуда не уйдут из отеля в ближайшие полчаса.

Коля обещал, и Алан исчез. Через полчаса он вернулся и презентовал каждому из нас по техасскому галстуку-шнурку с металлической брошкой на горле.

* * *

Как неумело мы ведём всю космическую пропаганду! Разумеется, американцы нам не указ, но они правы, когда говорят, что именно подробные телерепортажи обо всех неполадках на «Скайлэбе» и детальная информация о мерах по их устранению резко повысили общественный интерес к космическим полетам, который, по общему мнению, уже окончательно затухал.

* * *

В аэропорту Нью-Йорка нам долго не выдавали багаж, а когда выдали, мы обнаружили, что бумажная сумка Лёвы Кошелева вся разодрана и последняя бутылка с украинской запеканкой, на которую мы возлагали такие надежды при возвращении на родину, бесследно исчезла. Как назло мы остались без «языка»: Коля Шарце улетел в Вашингтон готовить какой-то высокий визит, но мы с Лёвой всё равно решили идти в представительство «PANAM» и качать права. Алан (Билл остался в Хьюстоне: он там живёт) подтвердил, что компания должна возместить ущерб. Чиновник в представительстве быстро понял, что речь идёт о бутылке и предложил нам каталог наиболее распространённых бутылок, которые летают в небе Америки. Украинской запеканки в каталоге не было. Чиновник был очень озадачен, не знал, что делать, потом спросил, дорогой ли это напиток.

— Ну, сами понимаете, — сказал я, — насколько это уникальная бутылка, если её нет даже в вашем каталоге…

Нам было выдано 8 долл., а через 2 ч мы уже сидели в салоне аэрофлотовского лайнера. Во время полёта стюардессы всё время возили на тележках выпивку, парфюмерию и другие сувениры, но никто у них ничего не покупал: кто же повезёт доллары домой! Лёва царским жестом подозвал девушку и спросил, не угостит ли она нас коньячком.

— Могу и угостить. Но за доллары! — с нескрываемым торжеством и даже с каким-то злорадством старожилки коммунальной квартиры ответила стюардесса, оглядывая всю эту нагло улыбающуюся шпану.

— Разумеется не за тугрики, — лениво процедил Лева, протянув ей баксы.

За 8 долл, мы купили две фляжки дагестанского коньяка по 450 граммов каждая и в отличном настроении прилетели в Москву.

Книжка 62

Сентябрь — декабрь 1973 г.

Байконур — Евпатория — Москва — Баку — Байконур — Евпатория

Рассказ Елены Михайловны Фаниной, записанный на космодроме Байконур 26.9.73:

Я работала дежурной на ВЧ, когда мне сказали, что я должна встретить Сергея Павловича[162], который прилетает из Москвы. Я знала его с 1952 г., когда работала санитаркой в Капустином Яре. Он жил тогда в вагоне № 82, я запомнила. С ним вместе жили Мишин и Черток. А Рязанский[163] и Воскресенский[164] жили в 27-м вагоне, я помню…

В Тюра-Таме[165] в конце октября 1956 г. построили первые четыре барака и четыре домика для начальства. Вот в одном таком домике у Сергея Павловича я проработала десять лет уборщицей.

Он вставал обычно в 7 часов утра. Минут 10 делал физзарядку. У него была палка для упражнений. Говорил мне: «Не хочу, Лена, жиреть. Надо бы мне на танцы ходить. Вот и доски для танцплощадки Воскресенский привёз…» Воскресенский, действительно, привёз доски на грузовом самолёте, но Сергей Павлович на танцплощадку не ходил… Я ему готовила завтрак. Помню, он любил яблочную шарлотку и грибной суп. Я ему из деревни грибов привозила. Хлеб в Тюра-Таме был очень плохой, я ему сушила сухарики. Помню, один генерал принёс в домик ещё тёплую курицу и десяток яиц. Я всё это положила в холодильник. Сергей Павлович увидел и велел вернуть эту курицу. Говорил мне: «Никогда ни у кого ничего не бери…» Он не хотел ни от кого зависеть, особенно от военных.