Замкнутое пространство (сборник)

Дело осложнялось бодрыми рапортами, которые Де-Двоенко, дедуля и покойный Плюс Девятый Андонов слали наверх, руководству и лично Главному. В этих отчетах уверенно заявлялось, что Спящим на сегодняшний день является Будтов, Захария Фролыч. Проверка, которую провели, прикрываясь милицейскими погонами, майор и полковник, была поверхностной. Находясь под действием вредной атмосферы государства, в котором проводились мероприятия, оба они положились на счастливый случай. Ликвидируем — и поглядим. Или грудь в крестах, или голова в кустах. Сами накликали беду, сами загнали себя в угол. Нет наследников? Отлично. Тогда мочить! И вот они мочили. И, потерпев очередную неудачу, не знали, радоваться или сокрушаться. С одной стороны чувство облегчения: возможная халтура не раскрылась, субъект жив. С другой печальная судьба полковника… Ясно понимая расклад, Де-Двоенко испытывал неловкость перед коллегами. Спекся, разложился! Вот Аль-Кахаль не поддался, не надышался ядовитыми испарениями. Он обстоятельно и толково проделал свою часть скучной и скрупулезной работы, выяснив, что у субъекта нет братьев то еще расследование! Но в выводе можно не сомневаться: Будтов Захария Фролыч есть единственный и неповторимый сын Будтова Фрола Захарьевича, пенсионера по возрасту и общей склонности, который, зачав наследника под портвешок, в тамбуре электрички, тем самым передал наследнику свои полномочия и представлял теперь сугубо генеалогический интерес.

"Конечно, Аль-Кахалю легче, — с неприязнью подумал Де-Двоенко. Выслужил себе права. Товарищей жжет, стерва… И в «конторе» у него на крючке целый генерал, вот тебе и показатели, вот тебе и заслуги".

Предчувствуя неизбежное фиаско, он мрачно рассматривал наглое существо с фиксами, вольготно разместившееся на стуле и шарившее во рту грязным пальцем. Палец был украшен татуировкой в виде перстня.

Де-Двоенко разгладил лист бумаги и приготовился писать.

— Говори всех, кого знаешь, — приказал он строго.

Осведомитель задумчиво чмокнул:

— Ну… пиши Антонину Антоновну.

— Хорошо. Фамилия? Где живет?

Существо гыкнуло:

— Где ж ей жить. Нигде не живет. И фамилии нет.

— Почему же тогда "Антонина Антоновна"? — закипая, спросил Де-Двоенко.

— Потому что она так велит себя называть. А дальше никто не знает.

— Так, — Де-Двоенко сжал под столом кулак. — И что же такое с Антониной Антоновной?

— Будтов водил ее в рощу.

— И?..

— Что — «и»? Фролыч потом ничего не вспомнил, коротнул. Но народ все равно уссыкался.

— С чего бы это?

— Так она — трансвестит, Антонина-то Антоновна, — осведомитель радостно подался вперед, дохнул. — В смысле мужик. А Фролыч ни хрена не помнит. Блевал потом.

Де-Двоенко прикрыл лицо ладонью.

— Забудем Антонину Антоновну, — сказал он после паузы. — Давай следующую.

Собеседник с готовностью кивнул:

— Ковырялка.

— Ко… вы… рял… ка…, - вывел Де-Двоенко, зачеркнув Антонину Антоновну. — Кто такая?

— Ой, страшная! — осведомитель надул щеки и завращал глазами. — Как таких земля родит!

— Это мне ясно, — процедил майор. — Как ее звать?

— У нее надо спрашивать, — пожал плечами агент. — Никто не знает. Кому такое интересно? Это у вас в милиции паспорта…

— Ладно. Что же Будтов?

— Ходил с ней как-то.

— Куда?

— В рощу.

— Удачно?

— Как посмотреть. Хвастал, что удачно.

Де-Двоенко нехотя записал про рощу.

— Когда это было?

— Да недели две как.

Майор хватил ладонью по столу и вскочил:

— Что ты мне, сволочь, голову дуришь? Зачем мне "две недели как"?

Осведомитель обиделся.

— Велели же всех назвать…

— Черт! Надо же думать! Я его ублюдков ищу, а ты мне — две недели!

— Откуда ж мне знать, что вы ублюдков ищете…

— Так знай!

— Тогда не там копаете, — знаток окрестного репродуктивного потенциала вздохнул. — Из здешних никто не родит. Давеча одна рассказывала, как в диспансер таскали… Изучали флору, а обнаружили фауну.

— Проклятый Сон! — пробормотал Де-Двоенко, постукивая ручкой по столу. Не развернешься! Даже Аль-Кахалю приходится бегать, несмотря на все его молнии в пальцах. И дедуле зверюга в рукаве тоже не поможет. От сыскной собаки больше проку.

Сон мешал, отчаянно мешал, путал мысли, сковывал движения, пресекал порывы свободной воли. Приходится, проклятье, подлаживаться — иначе откуда бы столько накладок? Общая гниль, гнет болезненных обстоятельств. Будтова хранило его собственное проспиртованное подсознание, расставляя преследователям капканы и ловушки, распуская перед ними коварную трясину. Отсюда, черт подери, все неудачи!

Впрочем, еще неизвестно, какой ум хуже — одурманенный или ясный. Если Консерваторам удастся его протрезвить и развернуть в угодном направлении…

Де-Двоенко скомкал бумажный лист, швырнул в корзину, положил перед собой новый.

— Вспоминай, — потребовал он, сдерживая себя. — Плевать на фауну. В жизни бывает всякое.

"А в сказке — тем более", — подумал он уныло.

— Ряба, — с готовностью отозвался осведомитель. — Крутилась тут такая с год назад.

— Замечательно. Ряба. Что дальше?

— Дальше, стало быть, в рощу…

Глава 10