— Фролыч, взорви их всех, — попросила Даша и гневно откинула прядь волос. Будтов залюбовался ею, вспоминая героинь сразу всех времен и народностей, но в первую очередь — Жанну д'Арк и Веру Засулич.
— Одумайтесь, Спящий, — возразил дедуля. — Вы впустите в мир Антихриста.
— Прекратите демагогию, — скривился Минус Первый и погрозил пистолетом. — Не надо стращать простого человека тем, чего не понимаете. Как будто вы лучше. И вообще — давайте заканчивать! Уладим то немногое, что осталось.
С этими словами Консерватор опустил руку в карман и вынул большой флакон очень дорогого одеколона.
— Это вам на посошок, — улыбнулся он, вручая эликсир Фролу Захарьевичу. У хозяина затряслись руки, а по щеке побежала благодарная слеза.
Минус Первый зарделся от гордости за собственное благородство.
— Которые тут ваши? — он пнул ногой сплетение хрипящих и стонущих тел.
Ему не ответили. Дедуля презрительно поджал губы, а Де-Двоенко, белый от бешенства, стоял соляным столбом.
— Я и сам вижу, — Консерватор указал на две пары рук и ног. — Это посторонние, из земного ведомства. Прикажите вашим людям вышвырнуть их к дьяволу.
Спецназовцы, которые и сами чувствовали себя с похмелья во чужом пиру, непонимающе уставились на майора.
— Выполняйте, — произнес тот еле слышно.
Двое, охранявшие до того Цогоева, который пребывал в полубессознательном состоянии, ухватились за ботинки и манжеты.
— Отлично, — похвалил их Минус Первый, все более входя во вкус. Он обнаглел настолько, что даже позволил себе погладить будтовского кота, и тот свирепо заворчал. — Видите, Спящий, наше дело правое. Не иначе, как сам Господь помогает нам.
Будтов молчал. Новое, оправившись от недавнего удара, наверстывало упущенное. Глаза Захарии Фролыча остекленели; воздушные слои, прилегавшие непосредственно к его телу, стали подрагивать и наполняться слабым, но истинно мистическим сиянием.
Засаду Дудина вышвырнули на лестницу. Оставшиеся агенты, растревоженные милицейскими сапогами, начали садиться. Они держались за головы и мутно смотрели на стоявших, не понимая, кто за кого.
Фрол Захарьевич напитывался парфюмом и оживал на глазах.
— Тут ватерполо смотрел, — сказал он словоохотливо. — Вы знали, что ватерполисты хватают друг друга за яйца? Вот знайте.
Минус Первый заметил Цогоева.
— У вас найдутся какие-нибудь служебные бланки? — вежливо обратился он к Де-Двоенко. — Например, протокольные?
Майор беспомощно взглянул на дедулю. Тот плюнул и обреченно приказал:
— Дай.
— Нет-нет! — Минус Первый выставил ладонь. Ему захотелось окончательно унизить противника. — Мне ничего не надо. Это ваше прикрытие, вы и займитесь. Напишите ему вольную или что там у вас положено. Мол, не имеете претензий и отпускаете на все четыре стороны. Пусть распишется и уходит. Впрочем, я не думаю, что он успеет добраться до дома, — и Консерватор бросил оценивающий взгляд на раздувавшегося Спящего, который стал похож на куколку, готовую разрешиться от непосильного бремени.
Де-Двоенко передернуло. Он не посмел возразить, порылся за пазухой, извлек мятый лист и торопливо написал несколько слов. Потом подошел к Цогоеву, присел на корточки и лично снял с задержанного наручники.
— Распишитесь, Цогоев, — процедил майор. — Вы свободны. Распишитесь и уходите. Чем меньше останется народу, тем проще будет решать проблемы.
Цогоев вцепился в ручку и расписался, разрывая бумагу пером.
— Возьмете с собой в преисподнюю? — осведомился майор, помахивая протоколом.
— А что вам остается, кроме как хамить, — беззаботно сказал Консерватор. — Оставьте себе. Покажете в райских кущах.
Он остановился перед Дашей Капюшоновой:
— Выражаю вам свои искренние соболезнования. Наши планы рухнули. Мы рассчитывали на постепенное развитие событий, на эволюцию… Но увы! Вам не суждено насладиться преимуществами здорового быта.
Даша плюнула в его торжествующее лицо.
Минус Первый обмакнул палец в плевок и задумчиво пососал.
— Какая женщина! — пробормотал он, качая головой. — Нет — что бы ни говорили, а во Сне тоже бывали находки.
Де-Двоенко, наблюдая за происходящим, чувствовал неладное. Что-то не сходилось, где-то открылся изъян. И дело было не в том, что все и вся вот-вот отправится под откос. Этим, конечно, предполагались разные странности, но майора беспокоило нечто другое, неуловимое. Произошло что-то такое, чего никак не могло произойти. И он никак не мог сообразить, что именно. Взгляд Де-Двоенко встревоженно бегал по комнате, прицениваясь к каждой мелочи. И вдруг майор понял: руки!
— Цогоев! — позвал он севшим голосом. — Покажите ваши руки!
Цогоев не ответил. Он растирал запястья и смотрел в пол.
Минус Первый отвлекся от сладкого плевка и нахмурился.
— В чем дело, коллега? — спросил он подозрительно. — Какие руки?
Взволнованный Де-Двоенко отмахнулся. Откуда Консерватору было знать, что Цогоев не мог — физически не мог — расписаться! Для этого, как уже говорилось, требуются пальцы. Хотя бы два. Но после того, как задержанный погостил в милиции, пальцы его сделались непригодными к письму. Если быть честным до конца, то пальцев вообще не осталось.
Но теперь они были!