Замкнутое пространство (сборник)

— А что у него с животом?

Остудин хихикнул.

— Бумажку съел. Жевал, наверно, минут десять.

— Зачем? — Швейцер притворился, будто не понимает.

— Это была записка от Раевского, он подобрал ее во дворе. Раевский пишет, что никакого Врага нет. Представляете? Он не дописал. Будь у него время, он сочинил бы, что и Спасителя нет…

Швейцер вздохнул. Опять он зевнул что-то важное, надо быть внимательнее.

— Интересно, есть ли в Лицее кто-то, кто не знает об этой записке?

— Вряд ли. Но это к лучшему. Не высекут же сотню человек!

— Сотню не высекут. А первого, кто распустил — высекут.

— Вот он и съел, — подхватил Остудин, не видя никакой беды для Вустина.

— Эгей, там, на мачте! — донесся шепот Коха. — Вы готовы?

— Давно.

"Хоть бы ты разлил свою отраву", — с досадой пожелал Швейцер.

Кох перекатился на другой бок:

— Берестецкий! Берестецкий!

Но удивительный Берестецкий по-настоящему спал. Кох, наслушавшись его храпа, тихо фыркнул.

— Во дает, — пробормотал он. — Оштрах! Вы тоже спите? Толкните Пендронова.

Послышалась возня. Богатырь Оштрах всегда был рад кого-нибудь толкнуть.

— Обалдели? — прошипело новое одеяло. — Я не сплю.

— Врете, — удовлетворенно возразил Оштрах и снова пихнул.

— Да я сейчас!.. — Всклокоченный Пендронов вскочил на четвереньки и взялся за подушку. Это был сигнал к бою. Подушка в руках заставляла моментально забыть Устроение, Врага, ректора, битый кирпич и самого Господа.

Однако сегодня потасовка грозила крушением более важных планов.

— Прекратите, господа! — возвысил голос Кох. — После разберетесь.

— Нам пора идти, — вторил ему Остудин. — Кто первый? То есть первый после Коха.

Минутная стрелка глухо щелкнула, словно подтверждая его слова. Остудин спустил ноги с постели и сел.

— Господа, что вы затеяли? — насторожился Листопадов, предчувствуя какое-то несчастье.

— Ровным счетом ничего, — Кох сказал это весьма убедительно. — У нас небольшой приватный разговор. Дело чести, — добавил он веско и тут же пожалел. Решение вопросов чести в столь поздний час означало дуэль. — Мы не будем драться, нет! Это совершенно особое дело.

— Но разве нельзя его отложить? — жалобно спросил дежурный.

— Нет, Листопадов, — ответил за Коха беспощадный Оштрах, не раз тузивший Листопадова за мелкие мнимые прегрешения. — Будете спорить?

— Я ничего не буду, — буркнул тот. — Меня нет. Я дал отбой, лег, и больше ничего не слышал. Я умер.

— Славно-то как, — не без презрения заметил Оштрах. — Ну, вечная вам память.

— Я иду, — громким шепотом объявил Кох.

Он бесшумно вынырнул из-под одеяла и на двинулся на цыпочках к вешалке. Не без труда отыскав в темноте свой сюртук, Кох залез во внутренний карман и вынул какой-то предмет.

— Из плошки все выветрится, — объяснил он Швейцеру, который был к нему ближе всех. — Я стащил маленькую колбу с пробкой. Будет стоять за унитазом в третьей кабинке справа. Не вздумайте подпихивать под стенку — прольете! Я проверил, там ничего не видно. Если через десять минут не вернусь, выручайте, только тихо.

"А что, если разбить колбу? — осенило Швейцера. — А после сказать, что нечаянно. Но что, если запах расползется по всему Лицею? Вряд ли. Эта дрянь не может так сильно пахнуть, иначе бы Коха давно застукали в лаборатории".

— Так кто пойдет за Кохом? — повторил свой вопрос Остудин. — Неужто жребий бросать?

— Давайте я, — сказал Швейцер.

— Идет, — кивнул Остудин. Он чувствовал некоторую вину за то, что влез незваным, и рад был задобрить Швейцера, уступив ему первенство. Кох тоже не возражал. Швейцер был парень с головой, с ним не пропадешь. Если Коху станет нехорошо, и он свалится прямо возле толчка, Швейцер его вытащит.

Кох подтянул кальсоны и критическим взглядом оценил собственный сжатый кулак: колба поместилась вся, не высовывалась.

— Как считаете — в полтора часа уложимся?

— Попробуем, — Остудин, стараясь ничего не пропустить, уже перебрался на койку Швейцера и сидел теперь рядом.

— Раньше успеем, — глухо произнес Швейцер. — Нас меньше стало.

— Ах, да, — спохватился Остудин, вспомнив о Нагле, который тоже участвовал в заговоре. Легкость его восклицания задела даже Коха, который явно трусил и думал только о колбе.

— Сядьте на свое место, — процедил сквозь зубы Швейцер. — А лучше лягте. Не ровен час, войдет кто-нибудь. Что за посиделки, спросит.

— Уже лежу, — Остудин, сверкнув босыми пятками, перепрыгнул через его постель и вернулся к себе.

Возникла пауза.

— Что вы там копаетесь? — послышался недовольный басок Оштраха. Сдрейфили?

— Ну, я пошел, — вздохнул Кох и крадучись направился к выходу. Все притихли, и даже храп Берестецкого стал каким-то осторожным.

Швейцер посмотрел на часы, засекая время. Без одной минуты полночь. Дверь слабо скрипнула, и он услышал, как удаляются по коридору мягкие шаги Коха.

— Святые угодники, — Остудин перекрестился.

— Замолчите же!

Швейцер метнул в соседа гневный взгляд. Остудин ему отчаянно надоел. Тот натянул на голову одеяло, оставив лишь маленькую щелочку для чуткого носа.