Замок Альберта, или Движущийся скелет

Тогда ввели Эдгара, и Раймонд вопрошал его, в котором часу приспел он на помощь к своим сотоварищам; он отвечал, что в три часа.

— Обвиняемые имели ли какое оружие, и буде имели, то в чем оно состояло?

— В кинжале.

— Какого цвета было платье Дюнифледы?

— Зеленого.

— Куда ты пошел вчерашнего дня по выходе из монастыря?

— К герцогине Брюншильде.

— Долго ли был у ней?

— Несколько минут.

— Возвращался ли к ней в тот вечер?

— Нет.

— Где же был, вышедши от герцогини?

— У герцога.

— Куда же пошел после того, как герцог удалился?

— В свою комнату.

— Ночью не выходил ли куда из нее?

— Никуда.

— В котором часу вошел ты в свою комнату?

— В десять часов.

— Не видал ли кого с тех пор?

— Никого…

— Отведите его, — сказал Раймонд, — и приведите другого.

Когда он предстал, рыцарь спросил его, какого рода было оружие обвиняемых.

— Кинжалы.

— Какого цвета было платье Дюнифледы?

— Зеленого.

— В котором часу Эдвард приспел к ним на помощь?

— В пять часов.

— Видел ли ты вчерась Эдварда?

— Видел.

— Когда?

— Вечером; я провел большую часть ночи, разговаривая с ним, после того, как герцог лег спать.

— По какой же причине?

— Для того, что не имел охоты ко сну и не хотел рано ложиться.

— Отведите его и приведите третьего, — сказал Раймонд.

Ответы сего последнего не соглашались ни с Эдвардовыми, ниже с теми, кои делал его сотоварищ, исключая только что сходства в рассуждении цвета платья Дюнифледы. Велели принесть последнее ее платье, и увидели, что оно не было зеленое. Вопрошали у жены Гродерна, в каком находилась платье Дюнифледа, когда к ней пришла. Она отвечала, что в зеленом; «но, как оно было изорвано, вымочено и замарано, то я принудила ее надеть то, которое пред собою видите».

— Очень легко можно понять, — сказал Гримоальд, — по чему сии люди согласны. В цвете платья Дюнифледы; Эдвард, конечно, ее видел в зеленом платье и рассказал о том сотоварищам. Или, может, они видели ее и сами.

— Довольно, — говорил Альберт, — должно произнести приговор.

Но в ту минуту предстает пред ними Гродерн.

— Для чего ты убежал? — спросил его Альберт.

— Для того, чтоб спасти седые волосы свои от рук изменников, заклявшихся погубить меня; но уведомясь, что вы здесь, предаюсь с доверенностию вашему правосудию и милосердию: вспомните, Альберт, что когда осудите невинного, то должны будете дать некогда в том отчет верховному Судии мира.

Нельзя изобразить удивления сего старика, когда, проходя мимо столбов притвора, увидел он скованную Брюншильду. Герцог уведомил его о всем происшедшем, также и о клятве своей наказать строжайшим образом виновных, не исключая и самой герцогини, ежели будет изобличена в участии.

— Добрый старик, — сказал ему Альберт, — в твою волю предаю участь Брюншильды и ее соумышленников; произнеси им приговор, и он с точностию будет исполнен.

Герцог закрыл руками лицо свое, и казался несколько минут погруженным в прискорбие; он видел, сколь недостойно обманут был в своей доверенности, каким гнусным образом употребила во зло Брюншильда власть, ей от него вверенную, так что чрез пороки свои, на которые смотрел он сквозь пальцы, дошла до преступления; сожалел о пагубной своей снисходительности, и упрекал себя во всех беззакониях, которые должен был предупреждать; наконец, чувствовал, что ежели оставит это без наказания, то сам почтен будет во всем том участником.

Гродерн взирал на него с видом сожаления и хранил молчание.

— Говори же, Гродерн, — сказал ему герцог, не открывая своего лица, — будь справедлив и снисходителен; участь моей супруги в руках твоих, и ты можешь располагать ее жизнию.

По нескольких минутах молчания старик ответствовал:

— Я присуждаю ее заключить на целый месяц в таинственное отделение замка, не допуская никого из ее друзей с нею видеться. Соумышленники же ее да заключатся в темницы замка с тем, чтоб каждодневно в течение одного года употреблять их в публичные работы, следующую же за то плату отдавать несчастному Жакмару, отцу двух юных детей, коих мать они умертвили. Что же касается до изменника Эдварда, который под именем Альвина был настоящим и главным убийцею Дюнифледы, то все его имение да продастся в пользу сих сирот.

— Добрый старик, — вскричал герцог, открыв лицо свое и взирая на Гродерна с видом, изъявляющим почтение и признательность, — ты уподобился Богу в милосердии, ты изрек правосудное и милостивое решение. Да исполнится оно во всей точности; я опасался, чтоб ты не приговорил Брюншильду к смерти. Но почему же ты не просил ничего для себя?

— Я не имею ни в чем нужды; сын мой молод и здоров, и одних трудов его рук довольно для пропитания обоих нас; дети же Дюнифледы лишились своей матери, и Жакмар, упражняясь в работе, не может иметь за ними присмотра. Что же касается до вашей супруги, то ни вы, ни я не имеем никакого права лишить ее жизни, сего дара Небес, состоящего в непосредственной их власти, и которого мы не могли ей дать. При том же, хотя она и стремилась исторгнуть нашу жизнь, но Бог до того не допустил.