Замок дьявола

— Кстати, — отрывисто проговорил Генри и слегка приподнял брови, — мы же

хотели осмотреть другие комнаты, но совсем забыли.

— Ой, верно, — согласился Уинстон. — Ну что ж, завтра с утречка, я думаю, этим

и займемся.

— Да уж, но что не сейчас, это точно, — сонно протянул Доминик, занимая место, где он спал прошлую ночь, и укладывая старые листки рядом с собой. — Может, решение придет ко мне во сне... — эту фразу он сказал как бы сам себе и, посмотрев на друзей, слегка улыбнулся.

***

Неожиданно раздался телефонный звонок. Эдвард вздрогнул и резко поднял

трубку.

— Эдд, ты видел свою машину? — раздался взволнованный голос Купера.

Не успев толком придти в себя, Эдвард отреагировал не сразу, пытаясь вникнуть в

суть его вопроса.

— В смысле? — наконец, выдал он, так и не поняв, что именно Джорж имел в

виду.

— Я говорю, посмотри на свою машину! У нее спущены все четыре колеса.

Выругавшись про себя, Эдвард отстранил рукопись и бросился к окну. Быстро

раздвинув жалюзи, он стал высматривать свою машину. Купер оказался прав, его

машина действительно стояла с полностью обмякшей резиной вокруг всех

четырех колес.

Снова выругавшись и пытаясь понять, кто именно мог совершить такое, он

направился вниз, чтобы осмотреть машину поближе.

Выйдя на улицу, Эдвард первый раз за несколько дней обратил внимания на

погоду. Замученный всевозможными делами и проблемами, он совсем не заметил, что было уже лето. Его часы показывали четыре часа вечера, солнечный жар

потихоньку спадал, но в костюме все равно еще было жарко. Недалеко от

издательства находился парк, откуда то и дело доносились детские крики. Он

глубоко вдохнул на редкость свежий воздух и даже на некоторое время забыл

истинную цель своего выхода на улицу.

Затем Эдд медленно направился к своему автомобилю и обреченно склонился

над одним из колес. Никаких явных повреждений он не заметил: колпачок был на

месте, и какие-либо видимые порезы отсутствовали. Эдвард, сам толком не зная

зачем, слегка дотронулся до резины. Его палец буквально утонул в черной резине, и вскоре Эдвард почувствовал грубую поверхность асфальта. В полном

недоумении, чувствуя при этом жар, он резко одернул палец, вслед за которым

последовало тягучее полужидкое вещество.

«Неужели резина расплавилась от солнца?» — это была первая, хоть и

невероятная мысль, которая пришла ему в голову, тем более что другого

объяснения Эдвард найти не смог. Он быстро достал носовой платок и стал

старательно высвобождать свой палец из жгучей черной массы. К его великому

сожалению, это получалось крайне плохо, но все же в итоге ему удалось

избавиться он приличного слоя резины. После чего он тут же поспешил в офис, чтобы избавиться от масляных и крайне неприятных остатков и, конечно же, рассказать обо всем своему другу Куперу, который уж точно найдет этому

объяснение.

— Расплавилась???? Ты шутишь! — Джорж долго не мог поверить в рассказы

Эдварда, пока сам не спустился и не посмотрел. — Эдд, это невероятно! Она не

могла так расплавиться и до сих пор оставаться жидкой и горячей при

температуре воздуха днем около тридцати градусов!!!

— Я знаю, Джорж, но ты сам же видел, что факт на лицо. Я тоже в полнейшем

недоумении. Если честно, я уже который день нахожусь в таком состоянии. Со

мной постоянно случаются какие-то странные и совершенно необъяснимые вещи, которые не поддаются никакой логике. Вчера, например, у нас в доме разбилась

почти вся посуда… ни с того, ни с сего… взяла сама и спихнула себя с полок. Или

неожиданно внезапная болезнь жены…— и Эдвард уже не мог остановиться, продолжая жаловаться другу обо всех своих горестях. Однако про голову козла он

решил все-таки промолчать, чтобы окончательно не сойти за полоумного идиота.

— Может, это полтергейст? — неуверенно предположил Купер.

— Что бы это ни было, Джорж, это доставляет мне кучу хлопот! А все началось вот

с этого… — Эдвард показал ему рукопись Катрин и вкратце рассказал о

предложении Дункана.

— Но книга не может бить тарелки и плавить резину, — задумчиво проговорил его

друг, внимательно разглядывая книгу.

— Ты знаешь, я то же самое сказал своей жене, когда она попросила меня

избавиться от этой рукописи. Но теперь мне кажется, что она была права. Уж не

знаю, как, но эта вещь определенно способна на большее, чем просто стоять на

полке.

— Эта книга очень старая, — протяжно и вдумчиво проговорил Купер, профессионально осматривая обложку и вслушиваясь в шорох ее листов, —

настоящая кожа, старые желтые листы, и написана она определенно пером. Да

ей, по меньшей мере, лет пятьсот!

— Не может быть, Дункан сказал, что это рукопись его прабабки, вернее он

сказал, что это очень давняя его бабушка, но все равно, мне кажется, ей должно

быть лет триста от силы.

— Ну, не знаю. Я раньше работал оценщиком книг, мне часто приходилось

определять их возраст, чтобы правильно оценить, и я почти никогда не ошибался,

— вдруг его рассудительный тон сменился на более резкий. — Слушай, в этой

истории явно что-то нечисто! Ты читал ее?

— Да, я начал ее читать, но еще не закончил.

— И о чем там?

— Да про замок какой-то. Про то, как — если я правильно понял — его прабабка