Замок Эйвери

Я с удовольствием выпиваю его семя, ласково провожу языком по нежной коже головки, обсасывая последние капли, облизываю губы, встаю на колени и тянусь к Рему, он наклоняется и целует меня так страстно, что мне внезапно очень хочется оказаться под ним, чтобы он слегка выпустил зверя, и мы насладились бы друг другом сполна, но не говорю об этом потому, что знаю - ему надо аппарировать в свой домик, чтобы Линки собрал какие-то оставленные второпях вещи и книги.

Да, пока я весь месяц беспробудно пил, Рем читал маггловскую литературу, в основном поэтов - Перси Били Шелли, Джорджа Гордона Байрона, Альфреда Теннисона, который понравился ему с моей подачи больше остальных, комедии и трагедии Шекспира и подзабытые Сонеты. Читал он и своего любимого Диккенса, и Теккерея, пьесы ирландца Бернарда Шоу, Оскара Уайльда, к чьей «Иродиаде»даже смотрел иллюстрации Обри Бёрдслея, которые могут сами по себе считаться своеобычными произведениями искусства.

Так что общее впечатление об английской литературе Рем получил и был очень горд собой.

А я гордился за Рема, что даже страх болезненных трансформаций и страшная ночь в клетке на цепи не сломили его дух. Внешне мягкий и деликатный, на третьем году совместной жизни он показал свой истинный характер - волевой ревнивец, активный в постели, не терпящий даже намёка на близость соперника; человек-волк, интересующийся английской изящной словесностью; храбрец, умеющий терпеть, кажется, невыносимую, боль, хотя он и отвык от неё, но видимо, терпение боли - признак здорового оборотня; великолепный и нежный, когда сам того пожелает, любовник, могущий оказаться достаточно агрессивным и резким; наконец, мой супруг, с которым нас связывает не столько Венчание перед Мерлином и людьми, сколько тонкая, живая, переливающаяся в жилах и всех телесных жидкостях тинктура, творящая саму себя, возникшая в момент ритуального соития Короля и Королевы во время Алхимической свадьбы.

Таким оказался мой бывший задушевный друг, а ныне супруг Ремус Джеральд Люпин.

А кто тогда я? Пассивная фигура в синих тонах, способная и принимать ласку, и терпеть своеволие и откровенную грубость в постели от своего супруга? Ну да, ведь я же Королева, во мне должно быть больше мягкости, прощу у себя прощения за выражение, женственности. Но их нет - я такой же мужчина, как и Рем, только физически слабее оборотня, вот он и может взять меня силой, а я его - нет.

- Мне нужен такой же, как я, обычный волшебник, пусть не обладающий стихийной магией, - говорю я себе, а перед внутренним оком -зелёные, яркие, как звёзды, глаза Блейза…

- Но что станется с тинктурой, связывающей нас с Ремом, как пуповина связывает мать и плод внутри неё? Прервётся ли она, если я изменю супругу с третьим лицом? Думаю, нет, но какие-то необратимые последствия точно будут - Великая Алхимия Николя Фламеля не прощает супружеских измен. Тинктура, животворящая субстанция, будет нарушена мною, да и как заводить отношения с человеком, живущим под одной крышей с Ремом?! Нет, это безумие, эти зелёные глаза на смуглом лице должно изгнать из разума раз и навсегда!

Но отчего же я тогда пил по ночам в «Скотланд-Ярде» и здесь, дома? Разве не из-за невозможности увидеть экстаз и удовлетворение в этих глазах?!

Я механически прощаюсь с Ремом, он замечает, что со мной что-то не так, но разве человек-волк может понять просто человека, ведь в его жилах, в отличие от моих, течёт жидкое серебро…

Я говорю положенные слова расставания на три дня - ровно столько времени мне понадобится, чтобы привести в порядок, нужный только мне, дом и обдумать всё, касающееся Блейза. Нужно думать, пока я один, а в ушах почему-то звучит отголосок слов Рема о поиске философского камня… Наконец, Рем аппарирует вместе с Линки, и я остаюсь один…