Замок янтарной розы (СИ)

Меня потянули за рукав, и я, наконец, сбросила оцепенение.

Когда-нибудь я наверняка побываю внутри. Всё-таки, я дочь одного из первых лиц Королевства. Даже больше – я в родстве с королевской семьёй. Сестра моего отца, тётя Дилия, которую я уже не застала в живых, была первой женой нашего нынешнего монарха. От неё у короля остался сын, который старше меня лет на десять, наследник престола. Никогда его не видела – папа не стремился поддерживать родственные узы. Ну или, может быть, это мне не позволял знакомиться с венценосными родственниками, что было намного менее приятной мыслью.

От второй жены у любвеобильного Величества, кажется, тоже был сын, причем как-то так получилось, что они были чуть ли не ровесники с братом. Слухи ходили ещё о множестве королевских любовниц, но я старалась не вслушиваться в такие глупости.

Огромным усилием воли я оторвала взгляд от королевской резиденции, обнесённой высоким чугунным забором с изящной ковкой, в орнамент которой тут и там вплетены были чёрные розы.

Почему-то подумалось, что люди, которые день и ночь живут в таком давящем месте, должны быть капельку сумасшедшими.

Что ж – а мне пора лететь навстречу собственной судьбе.

Глава 6. В мою пятнадцатую весну

Действительность оказалась не столь радужной, как мне мечталось.

Я поступила без каких-либо проблем, но самое сложное началось дальше. Потому что я не очень-то хорошо представляла, как заводят друзей.

Мои одноклассницы быстро разбились по маленьким группам. Они легко перезнакомились и дни напролёт щебетали как птички о каких-то пустяках – обменивались своими девичьими секретами, списывали домашние задания и подсказывали на уроках, сплетничали на ушко друг с другом на переменах. А я никак не могла прибиться ни к одной «стайке».

Девушки-заводилы, которые лидировали в таких группах, обычно жалили меня тихой завистью или открытым пренебрежением, а остальные им поддакивали из страха самим стать новой мишенью для уколов. Я пыталась не давать повода мне завидовать – но даже в одинаковых серых униформенных платьях слишком выделялась. Ведь я не могла стереть фамилию, которую несу. Не могла избавиться от осанки, что была привита мне гувернантками годами упорных тренировок. Не могла надеть другое лицо – а все вокруг меня сразу принялись шептаться о том, что к ним соизволила пожаловать первая красавица королевства, хотя я никогда о таких глупостях и не задумывалась. Даже причёску изменить не могла – остальные девушки по тогдашней моде носили туго завитые локоны до плеч, а я по-прежнему оставалась верной своей длинной медовой косе. Кто бы мне позволил её остричь!

Но самое трудное оказалось в другом. Воспитанная вдали от светской жизни, я просто терялась и не знала, как себя с ними вести. А они принимали мою робость за высокомерие, молчаливость и скромность – за обострённое самолюбие и всё больше укреплялись в мысли о том, что я строю из себя принцессу и задираю нос. Это был замкнутый круг, и я понятия не имела, как из него выбраться.

Ещё хуже стало, когда со временем к этому всему добавилось ещё странное поведение юношей, которые учились в соседнем корпусе. Я стала получать слишком много смущающих откровенных взглядов, от которых хотелось куда-нибудь спрятаться. Не раз и не два незнакомые юноши пытались остановить меня где-нибудь в коридоре и заговорить, но мне становилось так неуютно, что я отговаривалась тем, что спешу, и в конце концов стала избегать и внутреннего дворика школы, и любых траекторий движения кроме маршрута «моя комната – классы».

Отец договорился о том, чтобы мне дали отдельную комнату для проживания, хотя другие девушки жили по двое. Это стало еще одним кирпичом в мою репутацию задавалы.

Кажется, во всей школе только один человек видел, что я не такая, как про меня говорят – это куратор женского факультета, пожилая леди Джиневра Темплтон. Поначалу она пыталась вывести меня на откровенный разговор и даже пригласить к себе в личные помещения на чашечку чаю, но я помнила наставления отца ни с кем не сближаться, и всякий раз отказывалась. И в конце концов она перестала приглашать.

Так прошло два года.

Заколдованный круг одиночества грозил меня ввергнуть в окончательное и безоговорочное отчаяние, когда в мою пятнадцатую весну, на третьем году обучения в Эбердин, произошла встреча, которая расцветила жизнь новыми красками.

Иногда у нас случались смешанные занятия с юношами – как правило, это были уроки этикета или танцев. В этот раз планировался именно танцевальный вечер, и по этому поводу все мои одноклассницы пребывали в крайне воодушевлённом настроении. Мне же вечер не сулил ничего, кроме очередной головной боли в предвкушении того, как меня будут кружить по бальной зале в танце какие-то незнакомые люди, прикосновения и взгляды которых захочется с себя стряхнуть, как надоедливое насекомое.