Замок из стекла

Я сказала маме, что не думаю, что Эрик даст мне миллион долларов на то, чтобы купить какую-то непонятную землю в Техасе, и даже если он мне эти деньги даст, я их у него не возьму.

«Это слишком много денег, – объяснила я. – Что мне с этой землей делать?»

«Она должна остаться в семье».

«Я не понимаю, почему ты меня об этом просишь. Я даже в глаза этой земли не видела».

Мама поняла, что не сможет меня убедить, и сказала: «Жаннетт, ты очень меня расстроила».

Лори работала свободным художником

, специализирующимся на фэнтези, иллюстрациях к календарям, книжным обложкам и полям настольных игр. Брайан, как только ему исполнилось двадцать, стал полицейским. Папа говорил, что не понимает, как ему удалось вырастить ребенка, которой пошел работать в гестапо. Но я была рада за Брайана и горда им, когда он, расправив плечи, в новой синей форме с блестящими пуговицами принимал присягу вместе с другими молодыми полицейскими.

Морин закончила школу, и начала учиться в одном из колледжей в городе, но она не хотела прикладывать много усилий и, в конце концов, поселилась вместе с мамой и папой. Время от времени она работала барменом или официанткой, но долго на работе не задерживалась. Еще с детских лет она всегда «приставала» к тем, кто о ней заботился. В Уэлче эту почетную обязанность брали на себя соседи-пятидесятники, и теперь в Нью-Йорке блондинке с синими глазами были готовы помочь самые разные мужчины.

Ее связи были такими же недолговечными, как и ее работы. Она не раз говорила о том, что закончит колледж и пойдет учиться на адвоката, но что-то постоянно мешало. И чем дольше Морин жила у папы с мамой, тем более потерянной она становилась. С некоторых пор она практически все время проводила в их квартире, курила сигареты, читала романы и иногда рисовала собственные автопортреты без одежды. Двухкомнатная квартира была забита вещами. Периодически Морин начинала громко ругаться с папой. Морин называла его бесполезным алкашом, а папа ее – больным и самым слабым щенком из всего помета, которого следовало утопить сразу после рождения.

Потом Морин вообще перестала читать, весь день спала и выходила только за сигаретами. Я убедила ее прийти ко мне и обсудить ее будущее. Когда она пришла ко мне домой, я едва ее узнала. Она перекрасила волосы и брови в белый цвет, и на ее лице было столько косметики, как на лице актера театра Кабуки. Когда я начала говорить с ней о возможностях ее карьеры, она заявила, что хочет заниматься в жизни только одним – бороться с мормонами, которые похитили тысячи людей.

«С какими еще мормонами?» – переспросила я.

«Не делай вид, что ты этого не знаешь. Если ты делаешь вид, что тебе это неизвестно, значит, ты с ними заодно», – ответила она.

После встречи с Морин я позвонила Брайану. «Морин принимает наркотики?» – спросила я его.

«Нет, но лучше бы принимала, – ответил брат. – Она совсем сошла с ума».

Я сказала маме, что Морин надо показать специалистам, но мама упорно утверждала, что девочке нужны только свежий воздух и солнце. Я переговорила с докторами, которые ответили, что, если Морин отказывается идти к психиатру, принудительно лечить ее можно только по решению суда и только если ее поведение является опасным для окружающих и для нее самой.

Через полгода Морин ударила маму ножом. Это произошло после того, как мама решила, что ее дочь должна быть независимой и найти себе собственное место для жилья. Бог помогает только тем, кто сам о себе не забывает, сказала мама Морин, поэтому она должна съехать из их квартиры и найти свое место в жизни. Морин не выдержала мысли о том, что ее выгоняет собственная мать, и пырнула ее ножом. Мама утверждала, что Морин не пыталась ее убить – она просто была очень расстроена, но на нанесенные маме раны надо было накладывать швы, и полиция арестовала Морин.

Дело Морин слушалось в суде через несколько дней после этих событий. Брайан, Лори, мама, папа и я пришли в суд. Брайан был вне себя от негодования. Лори находилась словно в трауре. Папа был пьян и задирал охранников в зале суда. Мама вела себя, как обычно: она не обращала внимания на существующие проблемы. Она сидела на скамье в зале суда, что-то про себя напевала и делала зарисовки портретов тех, кто присутствовал в зале.

Морин ввели в здание. Она была одета в оранжевый арестантский комбинезон, и на ее руках были наручники. Наш адвокат попросил выпустить ее под залог. Я заняла у Эрика несколько тысяч долларов, которые лежали у меня в сумочке. Однако когда судья выслушал историю событий в изложении обвинения, он покачал головой и сказал: «Отказать в освобождении под залог».