Читаем Замок из стекла полностью

Первое время мама воспринимала жизнь в доме 93 по Литтл Хобарт Стрит как приключение. Прежние обитатели дома оставили нам в наследство древнюю швейную машинку с ножным приводом. Мама решила, что мы можем шить свою одежду даже тогда, когда у нас нет электричества. Кроме того, мама придерживалась мнения, что для шитья одежды не нужны выкройки, потому что к этому вопросу можно подойти «креативно». Мама, Лори и я обмеряли друг друга и начали шить свои платья.

Казалось, что мы шили свои платья целую вечность. Когда работа была закончена, платья получились мешковатые и кривые. Рукава оказались разной длины и были расположены на спине. Я никак не могла надеть свое платье до тех пор, пока мама не разорвала шов на несколько сантиметров. «Потрясающе!» – воскликнула мама, глядя на меня. Я сказала ей, что мне кажется, что я одета в большую наволочку с раструбами по бокам. Лори вообще не хотела носить свое платье ни дома, ни на улице. В конечном счете маме пришлось признать, что шитье платьев – не лучший способ использовать наши таланты и деньги. Самая дешевая ткань стоила семьдесят пять центов за ярд, а на платье уходило минимум два ярда. Дешевле было купить одежду в секонд-хенде. К тому же рукава на покупной одежде всегда были пришиты там, где надо.

Мама прилагала все усилия, чтобы украсить дом. На стены гостиной она повесила свои масляные картины. В результате были завешаны все стены. Единственным свободным от картин местом оказалось пространство над мамиными пишущими машинками, которое она использовала для листочков бумаги с идеями и синопсисами новых литературных трудов. На наших стенах красовались картины с изображением закатов в пустыне, мчащихся лошадей, спящих кошек, покрытых снегами горных вершин, ваз с цветами и фруктами и портретов детей.

Картин у мамы было больше, чем места на стенах, поэтому папа изобрел гениальную вещь. Перед каждой картиной на стене он прибил к потолку скобы, на которых можно было вешать другие картины. Иногда в ряду было до четырех картин. Мама осталась очень довольной. Мне казалось, что она относится к своим картинам как к детям и хочет, чтобы каждая картина понимала, что ее любят и ценят.

Около окон мама соорудила полки, на которых расставила ряды бутылок из разноцветного стекла. «Смотрите, у нас как будто витражи!» – объявила она. Да, эффект витража присутствовал, но дом от этого не стал теплее и суше. Первые несколько недель жизни в доме я, лежа на матрасе из картона и слушая шум капающей на кухне воды, мечтала о большом доме в Финиксе с олеандрами и апельсиновыми деревьями. Я думала, что мы все еще владели этим домом. Это был наш настоящий дом.

«А когда мы вернемся домой?» – спросила я однажды папу.

«Домой?» – переспросил он.

«В Финикс».

«Теперь наш дом здесь».

Когда мы с Брайаном поняли, что остаемся в Уэлче надолго, мы решили помочь папе строить Хрустальный дворец. Папа показал нам место, отведенное под строительство и отмеченное им колышками с натянутой между ними веревкой. Папа редко бывал дома, потому что был занят налаживанием контактов и расследованием коррупции, поэтому так никогда и не начал работу над фундаментом дома. Мы с братом нашли в заброшенном доме кирку с лопатой и все свободное время посвящали выкапыванию фундамента. «Какой смысл строить хороший дом, если ты не заложил правильный фундамент?» – говорил папа.

Копать было сложно, но через месяц мы вырыли яму такой глубины, в которой нас не было видно. Границы ямы не были идеально ровными, но мы все равно очень гордились своей работой. После того как папа зальет фундамент, мы были готовы помогать ему со строительством.

У нас не было денег на оплату вывоза мусора, а мусора скапливалось все больше и больше. В один прекрасный день папа сказал, чтобы мы сбросили весь мусор в яму.

«Но ведь это же фундамент для Хрустального дворца», – возразили мы.

«Это только на время», – уверил нас папа. Он объяснил, что, когда появятся деньги, он наймет грузовик, который вывезет весь мусор сразу. Но этого не происходило, и мы с Брайаном наблюдали, как яма, вырытая с таким трудом, постепенно наполняется мусором.

Приблизительно в то же время в доме на Литтл Хобарт Стрит появилась большая мерзкая крыса. Первый раз я увидела ее в нашей сахарнице. Крыса была чересчур большой, чтобы поместиться в обычной сахарнице, но наша мама, будучи сладкоежкой, клала в чай восемь ложек сахара, поэтому сахарницей нам служила ваза, стоявшая на кухонном столе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное