Замок Монбрён

Вассалы и наемники монбрёнского баронства собрались на этом дворе – вот отчего они вдруг покинули стены. Они толпились в величайшем беспорядке, испуская ужаснейшие ругательства и проклятия, и все показывало, что они возмутились против своего владетеля. Осаждающие скоро увидели барона де Монбрёна посреди этой бешеной толпы. Голова его была обнажена, лицо бледно, и искаженные черты выражали величайший ужас. Однако он употреблял все силы, чтобы вырваться из рук взбесившейся солдатни, и тщетно пытался говорить, чтобы, вероятно, просить о пощаде. Невдалеке баронесса Монбрён, в разодранном платье, с распущенными волосами и пламенеющим лицом, осыпала ругательствами вышедших из повиновения наемников, старалась подойти к мужу, перебрасываемого с рук на руки, но ее отталкивали, и она изливала ярость в бесполезных угрозах и жалобах.

Дюгесклен и следовавшие за ним, не зная, в чем дело, и не осмеливаясь в таком незначительном числе броситься в середину разъяренной толпы, остановились на валу. Между тем как они поджидали подкрепления от оставшихся за стенами, которые прибывали мало-помалу, крики самых бешеных становились громче и явственнее.

– Бросим его в ров,– сказал один.– Это изменник, который заставил нас совершить подлый поступок, принудив напасть на доброго рыцаря Бертрана.

– Он отказался от поединка с храбрым полководцем Дюгескленом, который во сто раз лучше его.

– Он хотел изменнически убить этого бретонца из засады в Сокольей долине.

Посреди этих обвинений сир де Монбрён тщетно силился сказать несколько слов в свое оправдание. Его бросали во все стороны, он стал игрушкой дерзких солдат, которым сам так часто выказывал свое высокомерие. Никто не мог еще предвидеть, чем кончится это возмущение, как вдруг из соседней башни вышел человек большого роста, со страшными чертами лица, без вооружения и, по-видимому, еще не участвовавший в защите замка. Пламенеющие глаза и обезображенное шрамами лицо его выражали крайнюю степень жестокости. В руке он держал кинжал… Это был Жак Черная Борода.

Он остановился на пороге и бросил вокруг себя злобный взгляд. Увидев владетеля Монбрёна, он пошел прямо к нему, размахивая кинжалом и крича хриплым голосом:

– Клянусь рогами дьявола! Никто не смеет его трогать! Он принадлежит мне… Я так хочу!

Видя, что этот страшный человек подходит к нему, сир де Монбрён считал уже гибель свою несомненной.

– Спасите меня! – сказал он в ужасе.– Не выдавайте меня ярости этого несчастного, обиженного мною… Он зарежет меня!..

Никто, по-видимому, не был расположен защищать Монбрёна против ужасного Жака Черной Бороды. Он хотел бежать – его не пустили. Остановившись в трех шагах от барона, Жак сказал сильным, но хриплым голосом:

– Я не был ни рабом твоим, ни вассалом, я был человек свободный. Но ты посредством измены и хитрости бросил меня в тюрьму… Клянусь рогами дьявола! Ты заплатишь мне за это жизнью!

Он замахнулся на барона кинжалом.

Хотя Дюгесклен и его свита посреди ужасного шума не могли слышать слов Жака, однако движения участвовавших в этой сцене были так недвусмысленны, что нельзя было ошибиться в их значении.

– Остановись! – вскричал Дюгесклен и, забыв всякое благоразумие, бросился в толпу, окружавшую барона.– Остановись! Горе тому, кто осмелится поднять руку на своего повелителя!

Но это вмешательство пришло слишком поздно. Толпа почтительно расступилась перед рыцарем – подойдя к Монбрёну, он увидел его поверженным у ног Черной Бороды, с перерезанным горлом.

Хотя Монбрён заслужил свою участь, однако Дюгесклен был поражен представившимся ему кровавым зрелищем, тем более что баронесса, протолкавшись сквозь толпу, бросилась к его ногам и вскричала душераздирающим голосом:

– Отмщения, сударь, отмщения за моего несчастного супруга, подлым образом зарезанного!

– Вы получите удовлетворение, сударыня,– отвечал Дюгесклен.– Мы воины, а не убийцы… Схватите этого человека,– продолжал он, указывая на дикого Жака Черную Бороду, который безмолвно и неподвижно смотрел на свою жертву,– и повесьте его сию же минуту за убиение господина своего и повелителя.

Солдаты Дюгесклена приготовились повиноваться, но нерешительно подступали к этому человеку, атлетическую силу и дикую энергию которого угадывали по его наружности. Впрочем, к изумлению всех, Жак дал схватить себя без сопротивления. Он посмотрел только с тупым удивлением на Бертрана и, когда его повели на казнь, сказал спокойным голосом:

– Клянусь честью, ты не прав, храбрый Бертран. Я убил барона де Монбрёна не столько для удовлетворения собственной обиды, сколько для твоих выгод. Разве я не говорил, что принадлежу тебе телом и душой? В противном случае, вместо того чтобы приняться сначала за барона, я искрошил бы этого проклятого предателя Пьера Певца. Впрочем, что ж! Твоя воля, и я заслужил виселицу, если ты осуждаешь меня. Прощай!

И он твердым шагом пошел под петлю.

– Я уверен, что этот бездельник сумеет умереть,– сказал Дюгесклен, качая головой.– Жаль его!

Потом, взглянув на баронессу, которая валялась у его ног и покрывала поцелуями окровавленный труп мужа, сказал с кротостью: