Поэтому каждый день Трент шел к лагуне — «на верфь», как он выражался — и работал над строительством плота. Шейла же в основном проводила время за плетением веревок. Они требовались в большом количестве, чтобы скрепить тяжелые бревна плота Трент сказал, что, будь у них побольше времени, он построил бы каноэ с выносными уключинами. Но и на плоту можно отправляться в открытое море, он в этом уверен. В идеале подошел бы четырехугольный парус, если бы для него имелась ткань. А так придется уповать на Бога (а Тренту — на богов) и надеяться на попутное течение.
Но принц не оставлял мысли о парусе.
— Было бы стремление, будет и правительственный грант. Ты сегодня порыбачь, а я отправлюсь в горы, попробую что-нибудь раздобыть.
— Накопаю моллюсков и сварю похлебку, — решила Шейла. — А ты сходи поищи свой грант.
— Я знал, что ты — демократка.
В свободное от плетения веревок время Шейла упорно работала над магией, равно как и Трент, когда не занимался строительством плота. Они называли это «исследованиями и внедрениями», и хотя с того раза, как Трент на пробу подвесил в воздухе кокос, существенного сдвига не произошло, Шейла чувствовала, что магия допустима. Существовало какое-то препятствие, обойти которое ей пока не удавалось. Требовалось время.
К сожалению, вулкан неуклонно разгорался, и дымовой столб почернел и сгустился. Времени явно уже не оставалось. Трент считал извержение неминуемым. Вопрос только в том, когда и как оно произойдет.
Главным достижением «отдела исследований и внедрений» пока что был огонь. На острове не нашлось ни кремня, ни огнива, но с помощью примитивных заклинаний удавалось извлечь искру, потерев друг о друга два обычных камня. Появилось изысканное лакомство — рыба гриль, а вот от ящериц Шейла упорно отказывалась, хотя Трент и уверял ее, что они на вкус ничем не отличаются от курицы. Заставить себя есть нечто зеленое и похожее на уменьшенного динозавра она не могла.
Но и морепродукты ей уже порядком поднадоели. Может, со временем, когда безумно захочется мяса...
Жизнь их напоминала идиллию; каждое утро они плескались в прибрежных волнах, а по вечерам плавали в тихой лагуне. Потом каждую ночь занимались любовью на берегу, а после этого лежали на песке под покрывалом сияющих звезд и туманной дымки.
Однажды Шейла спросила Трента, что он видит на небе.
— Галактики, — ответил тот. — Похоже, что эта планета находится в гуще галактических скоплений.
— А почему их нельзя разглядеть с Земли?
— Можно, только нужен бинокль или телескоп.
— Они такие красивые.
— Да. Как и ты, моя дорогая.
— Спасибо. Но без бинокля этого не разглядеть.
— Ты все время отвергаешь мои комплименты. Разве тебе не известно, что ты — красивая женщина?
— Думаю, нет. Хотя приятно это слышать. Прости, Трент. Боюсь, что я не в состоянии принять комплимент даже от тебя.
— Печально.
— Ну вот, теперь я себя совсем отвратительно чувствую.
— Прости. — Он поцеловал ее. — Надеюсь, тебе полегчало.
— Да. Ты не представляешь себе насколько. После моего замужества...
— Расскажи мне о нем. О своем муже.
— Это был негодяй. О боже, какой негодяй!
— Он бил тебя?
— Нет. Иначе я его бы отравила, как крысу. Нет, просто он меня достал, пил как сапожник и все наши деньги растранжирил. Поэтому я велела ему убираться, а он встал на дыбы. В конце концов я собрала его шмотки и запихнула в машину, чтобы до него дошло. Но когда судебный исполнитель принес ему бумагу, знаешь, что он сделал? Взломал дом и перевернул его вверх дном, предварительно вынеся видик и магнитофон, ну и другое барахло. Всю мебель поломал и окна разбил. Всего ущерба на десять тысяч долларов.
— И ты не засадила подлеца в тюрьму?
— Нет. Что бы это мне дало? Мой адвокат предъявил ему иск в нанесении ущерба, но мне не досталось ни цента. А я теперь выплачиваю кредит за дом из моей зарплаты.
— От той части человечества, к которой я принадлежу, разреши принести мои самые искренние и глубочайшие извинения.
— Не надо извиняться. Та часть человека, которая принадлежит твоей половине человечества, меня вполне устраивает. Даже когда ты не пускаешь ее в ход.
— А, вот ты о чем.
— Я люблю тебя, Трент.
— А я тебя, любимая.
— Ты вот так иногда говоришь, на этом языке. Он такой красивый. И я даже иногда кое-что понимаю.
— Разумеется. Это древний хапланский язык. В замке ты его все время слышишь — слуги говорят на нем. Великолепный язык для описания романтических чувств.
— Очень даже. Скажи еще что-нибудь.
— Давай лучше поговорим на другом языке. Она глубоко вздохнула.
Проходили дни, и вулкан извергал все больше пепла, покрывающего тонкой пленкой пыли пальмы, траву и скалы.
Они ускорили строительство плота. После полутора дней напряженной работы он все еще не был завершен, но Трент решил, что они отплывут в любом случае с утренним приливом.
— Не такой он большой, как мне хотелось бы, да и парус не выдержит сильного ветра, но...
— Замечательное судно. Как ты ухитрился соорудить его одними каменными инструментами?