Замороженный мир

Над станцией Копытово, где был пост ведьмарей, Афанасий не полетел, а свернул к лесу. Мелькнула узкая полоска прижавшихся к железнодорожной нитке дачных домиков, затем линия развалившихся сараев и огородов. Афанасий сбросил высоту. Он любил рассматривать старые копытовские огороды. Чего здесь только нельзя было встретить! И кучу старых машин, и остов трактора, и ржавый троллейбус, из крыши которого торчала железная труба печки-буржуйки, и сарай, собранный из множества рекламных щитов. В зарослях крапивы стояла живописная изба, которую кто-то купил где-то на Севере, пронумеровал бревна краской, разобрал, перевез в Копытово, стал собирать, но, обнаружив, что бревна сгнили, бросил. К этой избе нередко приходила мечтать Рина, называя ее «мое мечтательное место».

Отвлекая Гулю, Афанасий сильно сбросил высоту и стал показывать ей троллейбус и избу. Внезапно что-то потянуло его взгляд в сторону. Афанасий посмотрел один раз, другой, не понимая, что его насторожило. Между троллейбусом и избой, там, где на старом пожарище в обилии рос иван-чай, по земле пролегала черная узкая полоса. Земля дыбилась, бугрилась, кипела. Что-то показывалось на поверхности и скрывалось. Потом что-то обожгло Афанасию глаза, а через них словно и мозг.

Гуля, до того что-то взволнованно выкрикивавшая, размахивающая руками, внезапно странно затихла и, когда Афанасий оказался над бороздой, сделала быстрый рывок. Не ожидавший этого Афанасий едва не вылетел с ней вместе из седла.

– Ты что, с ума сошла?! – крикнул он.

– Пусти меня! Пусти! Пусти, тебе говорят!

Гуля дергала ремень, хотела порвать, затем, что было куда опаснее, стала пытаться расстегнуть. Афанасий схватил ее за руку, но ему мешали поводья, да и Гуля тут же вцепилась в его руку зубами:

– Пусти! Я должна с ним сразиться!

– Зачем?

– Не знаю. Пусти!

Существо, вспарывающее землю, тоже учуяло Гулю и, поджидая ее, стало кружиться на месте. Афанасий увидел, как над иван-чаем поднялась плоская голова с точками темных глаз и четырьмя серповидными синхронно двигающимися челюстями. Внутри, под полупрозрачной кожей, перекатывались какие-то шары, смутно кажущиеся сверху живыми.

«Рогрик! Это он и есть! Рогрик

!»

Связанный с Гулей стараниями Белдо, Афанасий ощутил одновременно и душный страх, и азарт, и сильное желание броситься на это существо, вцепиться в него ногтями и зубами и… съесть его. Ну или попытаться съесть. Да, это было именно такое чувство. Страх, ненависть, азарт – и одновременно голод. Все это переполняло ум эмоциями и отключало логику, поскольку этот червезмей был минимум в четыре раза длиннее пега, раздирал жесткую землю как вату и мало походил на именинный пирог.

Афанасий даже дернулся, даже вхолостую щелкнул зубами – так неожиданно было это желание. Поскуливая, он зажмурился и не щадя заколотил Аскольда пятками, гоня его к ШНыру. Потомок дельфийской кобылы Роксоланы и тяжеловоза по кличке Паровоз заработал крыльями. Афанасий безжалостно поторапливал его. Маховые перья пега выгибались от нагрузки. Жеребец взмок так, что седло начало скользить, а ладонь Афанасия, коснувшаяся его шеи, точно нырнула в мокрое мыло.

«Ничего! В ШНыре отдохнешь… Давай!»

Нить, связывающая Гулю, а через нее и Афанасия, с рогриком

, порвалась. Афанасий перестал тихо рычать и сглатывать голодную слюну. Гуля перестала биться. Ослабевшая, вялая, бледная, она не выпадала из седла потому только, что ее держал ремень. Афанасий испытал острую жалость и сомнение, стоит ли ему продолжать лететь к шныровской защите.

Он еще раз взглянул вниз, в ту четкую точку между старым троллейбусом и избой, которую запомнил теперь навсегда. Рогрик отсюда был уже не виден: лишь оставленная им борозда пролегала как нить.

Зато там, где только что находились Афанасий и Гуля, возник опасный росчерк крыльев гиелы с угадывающимся у нее в седле берсерком. Афанасий сообразил, что все то время, пока они болтались почти у земли, берсерк был где-то рядом. Скорее всего, летел сбоку, закрытый от них цепочкой высоких тополей, посаженных вдоль железной дороги. Сейчас берсерк челноком метался перед носом у рогрика, что-то показывая ему, успокаивая и одновременно увлекая за собой.

«Он нас чудом не увидел. Еще бы минута – и все. Или все же увидел?» – заметались у Афанасия суетливые мысли.

Внезапно Гуля, слабо окликнув его, показала рукой в сторону солнца. Афанасий вскинул лицо, потом зажмурился, ослепленный, а потом разглядел темное пятно, которое то касалось солнечного диска, то отрывалось от него. Черное пятно стремительно увеличивалось. Но все же прошло никак не меньше секунды, прежде чем Афанасий окончательно понял, что их атакует гиела.

Откуда она здесь взялась? Когда успела набрать высоту? Разве не он только что видел темный силуэт ее крыльев над огородами? Проклятье! Не мог раньше, что ли, сообразить, что берсерки редко летают по одному?! И уж конечно, у них приказ убивать всякого, кто увидит рогрика. Живых свидетелей остаться не должно.