Замороженный мир

– Колесико? Да, было такое! – сдавленно согласился Макар, показывая пальцем, где искать новый диск и новую резину. – Сейчас вернется!

Кузепыч задрал голову, пытаясь различить в небе точку размером с песчинку. Это и было то самое пропавшее колесо, которое, достигнув предельной высоты, спешило теперь вниз. Кузепыч взревел и, схватив одной рукой Рину, а другой Макара, рванул к стене сарайчика, в которой усматривал хоть какую-то защиту.

– Сдурел? Оно же тебе на голову сейчас шибанется! – прорычал он.

– А че такое? Я не думал, что так будет. Я льва испытывал! – заявил Макар и, оправдываясь, выдал себя с потрохами: – Со старой закладкой выше пятого этажа никогда не подлетало, а тут…

Кузепыч, взревев, наградил его подзатыльником. Колесо ударилось в землю сразу за оградой ШНыра, оглушительно лопнуло и, кувыркаясь, отлетело на луг. Макар, скуля, кинулся за ворота догонять.

– Двадцать дежурств! Так вот почему у меня диски вечно гнутые были! – летели ему вслед праведные вопли.

Осторожно поглядывая в небо, в которое Макар от обилия ума мог запулить и еще чего-нибудь, Рина продолжила свой путь. Фигурки на нерпи заряжались теперь в любом месте ШНыра. Стоило приблизиться к лабиринту хотя бы до уровня накрененной сосны, как нерпь вспыхивала, и лев, пегас, русалка, сирин и кентавр становились горячими, почти раскаленными.

Да и сама ограда ШНыра стала во многом условностью. Если прежде границы проходили по линии забора, то теперь забор стал украшением территории. Обновленный ШНыр захватил и ржавый, неизвестно кому принадлежащий гараж на взрытом холме у поля, и старую территорию кладбища пегов за речкой.

Старшие и средние шныры втихомолку осваивали новые возможности. Вроде бы хорошо, что ШНыр стал больше, но одновременно это стало серьезной проблемой. Раньше, чтобы потихоньку удрать в самоволку, требовалось спрыгнуть с забора в противоположную сторону, и все. А теперь, когда забор был уже на территории, правило перестало работать и приходилось зайчиком скакать по полю, собирая репьи и колючки. Некоторые ухитрялись прыгать так минут по пятнадцать, прежде чем нашаривали постоянно меняющуюся границу. Отмечать ее канавкой или чертой на земле было бесполезно.

– Кузепыч, может, нам как-нибудь заборчик переставить? – как-то предложила Кавалерия.

Кузепыч передернулся. Это он пытался выдумать язвительную шутку, но от злости не мог.

– Ну ясельный пень, переставим! Сейчас у нас, бабка ежика, полтора километра бетонных секций! А нужно два километра восемьсот! Километр триста метров бетонных секций докупим, на тележке сюда довезем, и я в то же утречко все лопаточкой вкопаю!

Кавалерия поначалу благосклонно кивала, наивно одобряя намерение завхоза перевезти полтора километра бетонных секций на садовой тележке, но вскоре красное лицо Кузепыча и его сжимавшиеся и разжимавшиеся пальцы-клешни подсказали ей, что не так все просто.

– А, понимаю!.. У нас, наверное, опять денег нет? – спохватилась она.

– Почему денег нет? Полно денег! Все забирайте! – отвечал разгорячившийся Кузепыч и принялся выгребать из карманов мелочь и немногочисленные скомканные бумажки.

На звон монеток из кухни, грозно подбоченившись, выглянула Суповна, и завхоз трусливо удрал, преследуемый воплями, что «он тут деньгами сорит, а дети холодными слезами плачут и просят два мешка лука!».

Рина вспомнила, что Суповна обещала ей еду для Гавра. Она заскочила в столовую и взяла у Суповны жилы, пленки, кости и прочие мясные отходы.

– И кашу возьми! В пакет переложи и чудище своей дай! – крикнула ей вдогон Суповна.

– А что с кашей? Подгорела? – удивилась Рина, что Суповна так расщедрилась.

– У меня каши не подгорают! Гоша ваш недоубитый кусок мыла туда столкнул! Вот уж кого я когда-нибудь точно доубью! – крикнула Суповна в глубь кухни.

В ответ что-то обреченно забрякало кастрюльками.

– И это вот тоже возьми! – Суповна достала откуда-то огромную говяжью кость и швырнула ее в кашу с такой энергией, что к потолку подлетел фонтанчик брызг.

– Спасибо, – сказала Рина, вытирая кашу с носа.

– Да не за что! – просияла Суповна. – Как чудища твоя – выросла на шныровских-то харчах?

Гавр действительно рос не по дням, а по часам. На груди его бугрились мышцы, на клыки было страшно смотреть, а когда, собираясь взлететь, он делал первый резкий взмах крыльями, – сносило с ног. Если раньше Гавр как гиеленыш-подросток боялся взрослых гиел и сразу прятался, увидев их в небе, то теперь начинал задираться и призывно выть так, что Рина боялась за него. Ведь награду, объявленную Гаем за смерть выросшего у шныров гиеленка, никто еще не отменял.

Каши было много. Крепкий пакет из супермаркета едва ее вместил. Рина попыталась перекинуть пакет через плечо как мешок, но пакет подтекал. Тогда Рина потащила его перед собой на вытянутых руках. Это оказалось еще хуже. Колени через пакет проваливались в кашу. Когда же, устав, Рина поволокла пакет по земле, на траве оставался кашный след. Она оглянулась. Петляя шла вдоль тропинки и изредка прерываясь, след уходил вдаль, к ШНыру.