Замоскворечье

В разгар войны появился на Ордынке бородатый физик Игорь Курчатов. И по приказу Сталина под приглядом Берии занялся реализацией советского атомного проекта в пику американскому. Базой физиков-атомщиков стал институт в Пыжевском переулке. Отсюда конструкторы атомной и водородной бомб перебрались на окраину, облюбовав для реактора корпус недостроенной больницы в Покровском-Стрешневе.

С тех пор переулок и его дворы застраивался корпусами институтов напрямую или косвенно связанных с ядерной энергией. Если одна бомба упадет, не дай бог, в их гущу, то она подорвет атомную мощь державы. Потому что на Большой Ордынке, на месте особняка купца Лямина, где его дочь основала приют, выстроено самое громадное здание улицы и района. Высота 12 этажей. Стиль - сталинский ампир. В историю оно вошло как министерство среднего машиностроения СССР. Вывески у подъезда не полагалось, то был один из советских секретов Полишинеля. Сегодня у дверей дома читаю: "Министерство атомной энергии Российской Федерации".

Министром "среднемаша" до 88(!) лет служил Ефим Славский, человек легендарный, окутанный мраком секретности. Трижды получал в Кремле звезду Героя, дважды - золотую медаль с профилем Сталина, однажды - с профилем Ленина, поскольку по статусу больше не полагалось. В эти стены вызывались из засекреченных городов отцы водородной бомбы - трижды Герой Андрей Сахаров, трижды Герой Юлий Харитон. Его и Курчатова после первого в мире взрыва водородной бомбы поцеловал в лоб маршал Лаврентий Берия, отвечавший за ядерный проект. Ядерщики и ракетчики творили свои "изделия" под кураторством этого сталинского маршала, как танк сокрушавшего все преграды на пути к мировому господству. Оказавшись перед судом в бункере бомбоубежища, он кричал караульным: "Вы не знаете, кто я такой! Это я, я сделал ракеты!"... Комендант Стромынки обходил на моих глазах комнаты студенческого городка и выносил портреты лысого плотоядного мужчины в пенсне, Лаврентия Берии. С того дня начал рассеиваться мрак большевизма, густо окутавший Россию.

...Выйдя из Третьяковской галереи, в газетной витрине я случайно увидел "Московский комсомолец" с большой фотографией улыбавшихся комсомольцев. Днем они строили университет, вечером готовились стать его студентами. Этот случай решил мою судьбу. Через год я пришел в Лаврушинский как строитель МГУ, чтобы ответить на вопросы Николая Атарова, члена редакционной коллегии "Литературной газеты", соседа классиков советской литературы. Писатель задумал написать роман о стройке коммунизма на Ленинских горах и пригласил меня домой, чтобы поговорить по-душам.

- А вы знаете, Николай Сергеевич, - сказал я ему доверительно, - утром под конвоем к нам на стройку водят колонны заключенных? А тысячи расконвоированных заключенных живут в бараках...

Книгу о строителях Атаров не написал, сочинил повесть "Не хочу быть маленьким", подаренную мне с автографом. В ней использовал мою исповедь в образе некоего Чака, прочесть о котором я до сих пор не собрался...

...На дверях двухэтажного дома, принадлежавшего до революции некой Марии Петровне Петровой, на Большой Ордынке, 33, прочел я на медной пластинке:

Скульптор

Клыков Вячеслав Михайлович.

Его маршал Жуков восседает на арабском скакуне у Красной площади. Его Кирилл и Мефодий стоят у Старой площади. Напротив особняка во дворе храма Покрова застыла беломраморная Елизавета Федоровна. И это статуя Клыкова...

Обелиск из иерусалимского камня водружен на Большой Ордынке, 41, за оградой особняка "Киреевских-Морозовых", бывшего нарсуда, нынешнего офиса преуспевающей фирмы. Она воссоздала изуродованный и ограбленный дворец, вернула на прежнее место портрет Морозова, написанный Серовым. Эрнст Неизвестный по идее нового владельца особняка изваял обелиск "Возрождение". На его открытие сошлись три художника. Эрнст Неизвестный, прославившийся надгробием Хрущева. Зураб Церетели, пода- ривший ему этот заказ. И Илья Глазунов, которому друг Эрик в юности задавал мучивший его вопрос:

- Может ли еврей быть русским художником?!

Бывший лейтенант Эрнст Неизвестный принял православие, заполнил стены своего американского дома распятиями Христа и мечтает о "Древе жизни" в Москве.