– Вы? Час? – Зоя вдруг почувствовала, как поплыли перед глазами близкие ясные огни «Ладушек», вытягиваясь в светлую трубу, которая сама по себе, без всяких усилий, вдруг посерела, съежилась и распалась на мрачные кубы домов, шершавые куски стен, меж которыми выявился блестящий черный автомобиль. В ушах хлопнуло, зашипело, и какие-то далекие фигуры, замаячившие в прозрачном прямоугольнике просвета, угрожающе повернулись к Зое. Из-за расстояния она не различала лиц, но по тягостной дырке, образовавшейся на месте исчезнувшего вдруг сердца, твердо поняла: они. И они снова пришли за ней.
– Рита, что с вами? Господи! – Карелин подхватил заваливающееся тело и усадил в машину. – Врача. Врача позовите!
– Не надо врача. – Зоя с силой провела ладонями по лицу, словно освобождая его от темной липкой паутины, мешающей дышать и видеть. – Отвезите меня домой.
– Вы уверены? – Карелин тревожно вглядывался в ее глаза. – Вы так побледнели.
– Ничего, пройдет. Просто устала очень. И перенервничала.
– Перенервничали? – Мужчина удивился. – А мне казалось, вам было хорошо.
– Да нет, не здесь. Раньше. Днем. На работе. А сейчас. Машина, колесо, вспомнила… – Зоя окончательно смешалась, вдруг испугавшись, что чуть не выболтала тайну, и замолчала.
– Рита, – Карелин накрыл теплой сухой ладонью ее скрюченные пальцы, которые она, не ощущая боли, терзала и ломала, – может, воды?
– Воды? – Женщина с усилием вспомнила, что означает это слово, и вмиг почувствовала наждачную сухость во рту и невесть откуда взявшийся острый привкус железа. Тут же щекотно и остро засаднила шея, словно в нее снова ткнулось холодное острие ножа. – Да, воды…
Карелин достал из бардачка маленькую бутылочку, синий пластиковый стакан. Плеснул минералки, протянул Зое.
Женщина с ужасом смотрела на ломкую синюю емкость, заполненную стреляющими пузырьками.
– Нет! – Зоя тряхнула головой и оттолкнула руку с шипящей влагой.
Вода выплеснулась на черную лаково блестящую торпеду и обиженно зашипела.
– Что-то не так? – снова встревожился Карелин. – Вам опять плохо?
– Н-нет. Простите. – Зоя попыталась взять себя в руки. – Мне воду с газом нельзя.
– А! – Спутник облегченно выдохнул. – Сейчас принесут другую.
– Не надо. – Зоя выпрямила спину, напрягла колени, унимая дрожь. – Поехали.
Неуверенно, словно ожидая, что женщина передумает или ей снова может понадобиться помощь, Карелин тронул автомобиль, пару раз искоса взглянув на Зою. Закружились за окнами огни «Ладушек», предупредительно подскочил шлагбаум, открывая выезд со стоянки, и машина понеслась в ночь, жадно заглатывая слепящим ртом сладкую синюю майскую темень. На дороге позади оставался оранжевый осенний след, будто время, перемолов весну и проскочив лето, метило стремительный путь красными кленовыми брызгами.
– Как вы, Рита? – решился, наконец, спросить Карелин. – Вам лучше? Может, музыку включить? Какую вы любите? Или радио?
– Как хотите, – пожала плечами Зоя.
Ей было все равно. Музыка – не музыка, радио – не радио. Скорей бы домой. К Рите. Закрыть дверь на все замки, включить ночник, забраться под плед на диван. И никого не видеть, ничего не слышать… До утра. Пережить эту ночь. А потом… А потом? А потом они уедут на море. На две недели. И забудут все. И будет белый пароход, и теплый песок, и волны у самого носа. И ни одного знакомого лица! Они уже решили, что будут до изнеможения плавать и отсыпаться. За все эти полгода, за всю жизнь. Ритуля еще сказала, что они там будут флиртовать направо и налево. И задурят головы всем окрестным мужикам.
Зоя улыбнулась. Представить себя кокетничающей и раздаривающей многообещающие взгляды она не могла, но и с подругой спорить не стала. К чему? Пока так выходило, что та во всем оказывалась права.
– Рита, вы меня не слушаете? – тронул ее за локоть Карелин. – Ну вот, а я вас повеселить хотел…
– Да? – Зоя виновато пожала плечами. – Задумалась. Извините.
– Ну так вот, выхожу из офиса, а машина, как крокодил подраненный, на двух лапах! И колеса так конкретно взрезаны, на совесть! Я, честно говоря, оторопел. Чтоб вот так, в центре города, средь бела дня…
Снопы света за лобовым стеклом вдруг переплелись, скучились, образовав остроносую бесконечную воронку, и Зоя втянулась в нее, перестав понимать и ночь, и время года, и, собственно, живет она еще или уже нет. Когда в глазах чуточку прояснилось, и воронка немного ослабила свое стремительное завихрение, в ушах, сквозь горячие удары частого молотка, образовался далекий голос: