Замурованная. 24 года в аду

Полиция полагала, что, может быть, и вовсе шел 1977 или 1978 год, когда, по словам Элизабет, начались его приставания.

«Я достал тяжелую железобетонную дверь и оборудовал ее электрическим замком с дистанционным управлением, который открывал ее только после того, как ввести числовой код, – продолжал Фрицль. – Я изолировал весь бункер, сделав его звуконепроницаемым. Установил ванну, унитаз, кровать, плиту и холодильник. Электричество и свет уже были проведены.

Возможно, кто-то мог заметить строительные работы, но это все равно не имело никакого значения. Подвал моего дома принадлежал мне, и только мне... это было мое царство, и только я имел в него доступ. Все, кто жил там, знали это – моя жена, дети, жильцы, – и никто не посмел бы вступить в его пределы или просто спросить, чем я там занимаюсь... Я говорил всем, что там находится мой кабинет, где полно личных бумаг, касающихся только меня, и этого было достаточно – все подчинялись моим правилам».

Дойдя до похищения Элизабет, он сказал: «Едва вступив в переходный возраст, она перестала подчиняться моим правилам... Вечера она проводила в сомнительных барах, пила и курила. Я лишь пытался отвести от нее эту напасть. Я нашел ей работу официантки, но она по нескольку дней не выходила на работу. Она даже дважды сбегала из дому, связалась в это время с плохими ребятами, они были не лучшей компанией для моей дочери. Я бы мог каждый раз возвращать ее назад, но она пыталась бы снова сбежать. Поэтому мне нужно было что-то с этим делать. Мне нужно было найти место, где я мог бы удержать Элизабет, если необходимо, силой, в стороне от окружающего мира».

Он отрицал то, что держал ее закованной в наручники, цепи и тем более на собачьей привязи, как она говорила. «Это было ни к чему, – объяснял он. – У моей дочери не было возможности сбежать. Это был замкнутый круг, круг, из которого не было выхода – не только для Элизабет, но и для меня самого. С каждой новой неделей, что моя дочь проводила в заточении, мое положение становилось все безумнее. Я серьезно раздумывал над тем, отпускать мне ее или нет, но никак не мог решиться, хотя – а может, именно поэтому – я понимал, что каждый день промедления усугубляет мое преступление. Но я боялся того, что сяду в тюрьму, и того, что моя семья и все вокруг узнают о моем поступке, – и я откладывал решение снова и снова. Пока однажды не стало уже просто слишком поздно выпускать Элизабет обратно».

Только когда Элизабет оказалась запертой в подвале, он начал сравнивать ее со своей матерью, говорит он сам. Со временем у него появились сексуальные фантазии о ней, которые, как уверяет, он пытался пересилить. «Но мое влечение к Элизабет становилось все сильнее и сильнее, – говорил он. – Я знал, что Элизабет не хотела того, что я с ней делал. Я знал, что причинял ей боль, но желание отведать наконец запретный плод было слишком велико. Это было как наваждение».

Но он не только хотел переспать со своей дочерью, он также хотел завести с ней семью. «На самом деле, я хотел от нее детей, – сказал он в прокуратуре. – Элизабет, естественно, боялась рожать, но я принес ей в подвал книги по медицине, чтобы она могла подготовиться к ответственному дню. Я принес ей полотенца, дезинфицирующие средства и пеленки.

Я с самого начала задумывался о потомстве. Это казалось мне изумительной идеей: иметь полноценную семью еще и в подвале, с хорошей женой и парой детей. Я подготовился ко всем непредвиденным обстоятельствам. Каждый раз, уходя из подвала, я активировал таймер, который отпер бы двери в подвал, если бы я не вернулся по прошествии какого-то времени. Если бы я умер, Элизабет и дети были бы спасены».

Фрицль даже хвастался своей щедростью. «После рождения Феликса в конце 2002 года я даже купил Элизабет стиральную машину, чтобы она могла стирать детские пеленки и простыни не руками в раковине. На протяжении всех 24 лет я понимал, что поступаю неправильно, что я, должно быть, сошел с ума, раз делаю такое, но все равно это стало моим нормальным состоянием – вести двойную жизнь, спускаясь в подвал собственного дома».

На вопрос, видел ли он в своих пленниках вторую семью, он отвечал, что именно так и смотрел на них. Он также сказал, что Элизабет никогда не говорила детям, что они были плодами инцеста, в который ее втянул отец. Заключенные дети всегда обращались к нему «дедушка», даже видя, как он насиловал ее.

«Элизабет всегда заботилась о таких вещах ради семейного благополучия, – говорит он. – А я пытался дать своей семье в подземелье все самое лучшее, что мог. Когда я приходил в подвал, то всегда приносил своей дочери цветы, а детям – игрушки и книги. Элизабет готовила для нас нашу любимую еду, а мы с детьми могли смотреть в это время приключенческие фильмы на видео, а потом мы вместе садились за кухонный стол и ужинали».