Замурованные. Хроники Кремлевского централа

— Вскрываться будем, — с похоронной торжественностью заявил Бубен. Стоявшие рядом Алтынов и Шер одобряюще мотнули головами.

— К-к-как вскрываться? — Сева начал заикаться.

— Как-как, всей хатой, — раздраженно уточнил Сергей.

— Ну, да. Утром перед поверкой заложим доминиш-ками тормоза, чтобы цирики не вломились, — развивал мысль Бубен. — Дружно суициднемся. Часа на три нас должно хватить, за это время подтянем журналистов и выставим требования.

— Требования? — Севу перекосило.

— А как же! Телефоны, дороги, бухло, наркотики. Кокаина хочешь?

— Я не смогу суицы… суицы… калечить себя, — простонал Черный плащ.

— Эх, ни своровать, ни покараулить. Ладно, ты не волнуйся, мы тебя сами вскроем. Вот так. — Бубен провел ребром ладони по сонной артерии юноши. — Шер, справишься?

— С удовольствием, — отозвался мошенник.

— У моего папы сердце больное, он не переживет. — Севу колотило.

— Зато по телевизору тебя увидит, — без намека на иронию подбодрил Алтын.

— Не гоните жути. Может, все еще обойдется. Условия примут, врачи успеют, — зевнул Бубен.

Сева лег на лавочку и не поднимался до конца прогулки.

По возвращении в хату день пошел по новой кривой. Алтын с непроницаемым видом взялся точить пластмассовый нож. Мерный скрежет пластика о железные нары звучал в ушах Зайца нарастающим набатом. Он давился куревом и панически перебирал в голове возможные варианты срыва. Увы, ничего порядочного в голову не приходило. И вдруг осенило! Раскопки в развалах газет и журналов увенчались успехом. На свет была извлечена «Работница» с иконой Михаила Архангела на одной из страниц.

Аккуратно вырвав образ, Сева умиленно обратился к блатным:

— Смотрите, это Сергей Радонежский. Ваш святой!

— И чего? Соскочить хочешь? — Бубен всегда старался смотреть в суть проблемы.

— Я?! Нет… — замялся Заяц. — Просто, если я погибну, папа не переживет. И на вашей совести будут две смерти. Нельзя, грех большой.

— Ты когда это верующим стал? — поинтересовался Алтын, аккуратно снимая с ножа пластиковую стружку. — Заяц, ты от греха подальше засухарись до утра, а то вскроем тебя не по расписанию.

После отбоя потушили свет. Зэки завалились на койки, в полудреме топчась по музыкальным телеканалам. Сева, дабы не раздражать общество, тихохонько сидел за столом в засаде на спящих сокамерников. Он твердо решил не смыкать глаз, угроза Алтына звучала как приговор. Взбадривал себя Заяц методичным уничтожением недельных запасов растворимого кофе и курева. Храп, раздавшийся сверху, стал для него сигналом к действию. Достав из баула блокнот, Сева судорожно вырвал страницу и крупными буквами написал: «Утром камера вскроется, заблокируют дверь, вызовут прессу. Меня хотят убить! Помогите!!!»

Засунув маляву в кальсоны, Заяц с кружкой направился к шипящему чайнику, руки ходили ходуном, но кофе на этот раз в его планы не входил. Налил кипятка, сжал зубы, зажмурился и плеснул на руку.

Сева взвыл благим матом, камера проснулась, вертухаи застучали в тормоза.

— Позовите, пожалуйста, врача! Я сильно руку обжег! — промычал Заяц, прижавшись щекой к штифту.

— А ну-ка иди сюда! — сонный Бубен заподозрил подвох. — Давай сюда руку!

Все было взаправду. В натуральности ожога и искренности страданий Севы сомневаться не приходилось. Таких последствий от членовредительства не ожидал и сам пострадавший.

— Иди отлей на руку, дебил, — участливо посоветовал Бубен. Заяц послушно пошкандыбал на дальняк.

Через десять минут «кормушка» отвесилась, в проеме замаячила медичка.

— Что у вас произошло? — Доктор недоуменно поморщилась от запаха покалеченной руки.

— Ошпарился, доктор! — прокартавил Сева, здоровой рукой незаметно просовывая в «кормушку» записку.

— Сам ошпарился? — скинув маляву в карман халата, недоверчиво уточнила врачиха, брезгливо натягивая перчатки.

— Сам, сам, — облегченно вздохнул Заяц. — Случайно получилось.

Обработав сваренную руку, медичка удалилась. Сева, распечатав очередную пачку сигарет, направился к дубку.

— Стоять! — заорал Бубен. — Куда пошел?

— В смысле, Серега? Чего ты? — залепетал Заяц.

— Тыкни кобыле под хвост! Все, теперь живешь у тормозов.

— Почему? — Сева начал заикаться.

— Зафаршмачился, народный целитель, сам себя обос…

— Ты же сам сказал?!

— А если я тебе скажу в……, начнешь?

— Или уже начал? — ехидно подхватил Шер с соседней полки.

Заяц обмяк, сполз по стене на корточки и уставился в пол.

— Ладно, утром посмотрим на тебя. Может, заработаешь себе скачуху, — зевнул Бубен, переворачиваясь на другой бок.

Скачуха Севу не интересовала. Ночь перевалила за экватор, реакции на записку не наблюдалось. Поскольку доступ к баулу был закрыт, пришлось воспользоваться клочком туалетной бумаги, на котором под шум воды Заяц накропал: «Заберите меня из камеры! Спасите!»

— Будьте так любезны, позовите, пожалуйста, врача. Пусть, если возможно, принесет обезболивающее, — заныл он, вжавшись губами в дверной косяк.

— Ты что такой тревожный? — встрепенулся Бубен.

— Рука болит, — проскулил Сева.

— Не помогает больше народная медицина? — загоготал Шер.

Железная форточка отворилась, в ней снова возник женский профиль.