Замыкая круг

Помню, однажды я позвонил тебе спьяну и обругал трусом, упрекнул, что и к Силье ты переехал, просто чтобы утихомирить слухи про то, что мы гомики, сказал, что ты никогда не был таким, за какого себя выдавал, только, мол, напускал на себя вид человека самоуверенного, независимого, свободного, но под суровой, спокойной внешностью прятался нервный мальчишка, который до смерти боялся людских пересудов; суждение, конечно, совершенно справедливое, хотя справедливое не для тебя одного, но и для меня, и для подавляющего большинства наших сверстников.

Сейчас я не настолько уверен, что ты отстранился со страху, не знаю, но мне попросту кажется, отстранился ты потому, что не был гомосексуалистом. В сущности, я не знаю даже, кто я сам — гомосексуалист или гетеросексуал, с тех пор как мы расстались, я не бывал с другим мужчиной, а за те дни, что я пишу это письмо, в голове не раз мелькала мысль, что из-за нынешних моих проблем я изображаю нас более близкими друг другу, чем на самом деле. Хотя я и тут не уверен; когда пишу, мне кажется, что те же нынешние проблемы заставляют меня внести довольно-таки негативную поправку: вероятно, вместе нам было не так уж и хорошо. Но ведь нам было хорошо. Все события и разговоры, о которых я написал в этом письме, представляются мне воспоминаниями из счастливой поры, из времен, которых мне недостает, невзирая на все упомянутые проблемы.

Снова я увидел тебя лишь через несколько лет после нашего разрыва. Ты уехал в Тронхейм, начал учиться на литературном факультете, а я отказался от учебы и остался в Намсусе, не потому, что между нами все кончилось и я впал в депрессию, а потому, что маме становилось все хуже и хуже и, кроме меня, помочь ей было некому. Я рассчитывал найти временную работу, сдать на вечерних курсах вступительный экзамен по истории философии и логике, а позднее, когда мы найдем выход из положения, в каком мама оказалась из-за болезни, уехать в Тронхейм. Но один год в Намсусе обернулся двумя, потом тремя и так далее.