Замыслы (сборник)

Потеряв всякое самообладание, вдруг начинает визжать отец. Похоже, он единственный человек на Земле, которого действительно расстраивает моя смерть. И дело не в деньгах. Дело в том, что папа по-настоящему любит меня. Не в потере инвестора дело, дело в утрате смысла. Папа рыдает, потому что в его жизни больше нет основания, нет одного-единственного оправдания, коим я был. Что бы ни случалось, что бы ни происходило, отец всегда мог расплатиться мной по счетам судьбы. Переезд в Москву, статуэтки, статус телеакадемика – все это было поводом для гордости и поддержкой, когда он продолжал пить и покупал бухло в кредит. Отец всегда мог сказать себе, что прожил жизнь не зря, что, если чего-то не добился сам, то, во всяком случае, сделал дело, куда как более важное, воспитав успешного сына. Понятно вам что-нибудь из того, что я говорю?

Отца разрывает. Кажется, я чувствую, как выворачивается его грудь. Мать сидит рядом. Мать молчит. Мама смотрит в одну точку. Кажется, ее тошнит. Мне неприятно.

Я понимаю, что все это очень плохо закончится. Впрочем, я привык. Мои родители были пьяными на всех самых важных событиях моей жизни. Будет хреново – это да.

Я понимаю, что отец не выдержит и года – откажет сердце. Мать продолжит пить, пока не потеряет дом и не окажется на улице. Ей вряд ли кто-нибудь поможет. На Латвию в этом деле рассчитывать не стоит. В общем, зря я это, конечно, зря.

Какие-то люди закрывают гроб. Кажется – мне больше не видно – отец падает на колени и ползет ко мне. Да уж, герой Камю вел себя гораздо приличнее.

Меня опускают к печам. Здесь уже не до любезностей. На «вы» ко мне никто не обращается. Меня вот-вот сожгут. Конец истории. Баста, карапузики. Время подводить итоги. Последние секунды… Что обо мне сказать? Не дотянул до сорока. Убил жену и дочь. Похвастаться, в общем-то, нечем. Разве что… разве что я видел, как сборная Латвии выступала на чемпионате Европы по футболу… мало кто мог поверить, что однажды это случится. Вот, собственно, и все. Похоже, даже в последнюю секунду я пытаюсь шутить. Вот такой я человек. Что добавить про такого парня? Да нечего. Кажется, смерть – это лучшее, что с ним могло произойти.

Мы сидим в машине возле Кремля. По капоту барабанит дождь. Лобовое стекло запотело. Двигатель работает, но мы никуда не едем. Мы стоим. На месте. Гёба делает дырку в пластиковой бутылке, я смотрю на красную стену и размышляю вслух: «Люди, которые живут в городах, часто мечтают переехать к морю. Люди, которые живут у моря, мечтают переехать в горы. Люди, которые живут в горах, порой, задумываются о переезде в город. И только парни, которые живут в Кремле, кажется, никогда и ни о чем не мечтают. У них есть и горы, и города, и моря». Гёба не отвечает. Гёба дубасит.

– Слушай, а может, ты все это написал? – не поворачиваясь к Гёбе, спрашиваю я.

– Хочешь травки? Ты еще и не такое придумаешь!