Занятная игра в жизнь

Александр, уже подустав от ее наставлений, загородил Елене дорогу и попытался поймать ее взгляд, наверняка же беззлобный, наверняка же растерянный; а ее преувеличенная обиженность – это всего лишь защитная реакция, от невозможности ответить на его неуместное заявление, задевающее самолюбие.

Он поймал этот ускользающий взгляд и был почти уверен, что прочел его правильно. Елена сама, казалось, не верила в то, что говорила.

– Ну, чего же ты такая взрослая, а? – спросил он шепотом, понимая, что нельзя громко – может опять прозвучать оскорблением.

И Елена не обиделась на его слова, не вспыхнула, а лишь ответила с небольшим раздражением.

– Я женщина. А женщины раньше взрослеют.

– Но я же тебя старше.

– Это пустяки. Женщина всегда старше мужчины на три года.

– А зачем? Зачем ей это надо?

– Как зачем? Жизнь заставляет… Мир таков, что некогда идеалами заниматься.

– Неужели таков мир?

– Конечно, раскрой глаза. Все же оторвать друг у друга норовят.

– И много ты наотрывала?

– Я – нет. Я не такая…

– Не такая, а почему так говоришь?

– Почему… почему – по кочану! Глупый ты!

– Конечно. Но я знаю одну истину: пусть весь мир летит в тартарары, но ты оставайся человеком.

– А я знаю другую: с волками жить – по-волчьи выть!

Александр внутренне скорчился от этой фразы, но подумал: «Да нет же, это не ее позиция. Этого не может быть. Вот стоит она передо мной: простая, ясная. Лишь пытается как-то по-бабски отвечать – нелогично, но ведь не думает же так, не считает…»

– Что же ты такая взрослая, Елена, а? – снова тихо повторил он, продолжая мысленно оправдывать ее: «Конечно, она женщина, живет без мужа. Сама себе опора. Научилась трезво смотреть на вещи».

– А ты чего такой ребенок? Разве не видишь, по какому принципу устроен мир?

– По какому?

– Ты – мне, я – тебе.

– Так как же тогда быть-то? В таком случае нужно идти и воровать.

Но тут она опять противоречила себе:

– Совсем нет!

– Так ведь жить надо.

– Ничего, с голоду не помрем.

– Но и в роскоши не утонем.

– А зачем в ней тонуть? У нас, в принципе, все есть.

– Ты не опаздываешь на работу? – спросил Александр, чувствуя, что они уже достаточно «заобщались».

– Ты меня гонишь? – вспыхнула Елена.

– Вовсе нет.

– О своих делах я сама знаю.

– Обо всех? – вновь уколол ее Александр.

– Что ты имеешь в виду?

– Ничего…

И опять странным образом прореагировала Елена на его слова. Вместо того чтобы прислушаться и понять, что этим он призывает ее быть всего лишь тактичной, Елена еще более раздражилась. Начала что-то об его недостатках, о том, что он себя странно ведет.

Она била в точку, больно, но не злобно, просто в отместку. Понимая это, Александр старался не выходить из себя, сдерживался; будь он с кем-нибудь другим – немедленно бы взорвался, а ее удары терпел, реагируя, конечно же, душой, но не показывая внешне. Сдерживался, видя, что это идет от ее внутреннего смятения, сносил колкости, кои не снес бы, будь они высказаны в более жесткой форме – в форме претензии. Но это были не претензии, а технические удары, как в боксе – по корпусу и для набора очков. Он только удивлялся тому, как могли выскакивать подобные слова из ее уст, и как странно противоположна она была сейчас той Елене, которая и слова-то грубого сказать не могла.

Подходя к остановке, Елена вдруг увидела кого-то из своих знакомых, отчего резко выпустила руку Александра, сразу же став нейтральной по отношению к нему, поздоровалась, и неожиданно, словно в наказание за этот жест, поскользнулась и упала на серый истоптанный снег.

Александру показалась комичной эта ситуация, и он, поднимая Елену, в общем-то, беззлобно произнес:

– Это тебя Бог наказал!

На что Елена выдернула руку и с обидой бросила ему в лицо:

– Вместо того чтобы посочувствовать, ты какую-то ерунду городишь!

Александр попытался поймать ее за руку, стряхнуть снег с шубки. Но она, не принимая его услуги, опять вырвалась и резко пошла вперед, бросив:

– Не надо!

– Ну, как знаешь… – послал ей вслед Александр.

Этот жест был последней каплей терпения. «Пусть идет куда хочет, а я сяду в троллейбус», – решил он.

Елена, пройдя с десяток шагов, остановилась, почувствовав, что ее сзади не догоняют. Оглянулась, увидела его, стоящего на остановке, нервно произнесла:

– Саша!

Он не среагировал, продолжая тупо стоять на месте. Подкатил троллейбус. Толпа пошла внутрь, он – следом. И тут краем глаза заметил, как Елена обиженно развернулась к нему спиной и уже не пошла, а побежала в сторону своей работы.

Он уже было занес ногу на подножку, еще секунда – и ступил бы, и внесла бы толпа его внутрь, и уехал бы он, и не звонил ей, не искал, потому как только что понял всю вздорность, глупость, невыдержанность ее характера – разве же можно найти с ней общий язык? – но в последний момент, увидев этот жест, жест человека, в общем-то, уже сожалеющего о том, что все так нескладно вышло, не выдержал, остановился. Перед самым лицом клацнули двери, и троллейбус, чуть побуксовав на скользкой дороге, тронулся.