Запад и Русь: истоки противостояния

Хронистов, посчитавших это воинство шайкой диких азиатов, чуть ли не каннибалов, можно даже где-то понять. Ведь и повадки их были соответствующими.

Так с легкой руки русских летописцев орден и стал «ордой».

Это решение устроило всех. Запад — потому, что тем самым были отведены упреки в творимых «монголами» безобразиях от их настоящего творца — Тевтонского ордена, бывшего папским иностранным легионом. Россию — потому, что она получила лишнюю возможность гордиться тем, что грудью прикрыла Европу от нападения злых азиатских орд.

Рис. 13. Современный венгерский кун — потомок куманов-кыпчаков. Нетрудно было ошибиться, приняв таких тевтонцев за азиатов

Даже современные монголы-халха от этого получили выгоду. И то правда: кто бы нашел эту Монголию на карте, если бы миссионеры в свое время не подсуетились, создав для нее «великую» историю. Теперь аратам есть чем скрасить свое прозябание в стойбищах: они предаются ностальгии по славным временам приписанного им могущества[118].

Так и возник феномен «монголо-татарского нашествия на Русь», на самом деле не имеющий ни к монголам (современным), ни к Руси (по крайней мере применительно к эпизоду битвы на Калке) никакого отношения. Однако еще в конце XIX века можно было встретить сообщения, подобные следующему: «Монголы — то же, что татары — угорское племя, жители Сибири, родоначальники венгров, основатели Угорской или Венгерской Руси, населенной русинами». Это мнение содержалось в «Церковноисторическом словаре» под редакцией протоиерея Петрова. Правда, в качестве прародины здесь имелась в виду не реальная, а мифическая сибирская Венгрия. Но все равно это ближе к истине, чем мнение о халха-монгольском происхождении захватчиков[119].

Впрочем, служба папскому престолу не была характерной для казачества. «Монголо-татарское иго» было всего лишь зигзагом истории, в долгосрочной перспективе никак не повлиявшим на его религиозно-политическую ориентацию. Она осталась прогреческой даже после того, как сами греки заключили унию с латинством и оказались под пятой османов. И дело тут даже не в консерватизме степняков, хотя и это сыграло свою роль. Очень удобна была старая вера для военных людей. Удобна своей простотой, рационализмом и незамысловатостью культа. Это и обеспечило ее живучесть в их среде.

Несколько странно на этом фоне выглядят казацкие войны с Россией на рубеже XVII–XVIII вв., представленные историками как «народно-освободительные войны» или «крестьянские восстания против царизма», но имевшие на самом деле сильную религиозную окрашенность. Будучи, по словам Н.М. Карамзина, «природными воинами, усердными к свободе и к вере греческой»[120], казаки тем не менее воспротивились нововведениям патриарха Никона, т. е. тому, что сейчас и называется этой самой «греческой верой».

Не в последнюю очередь именно попыткой внедрения на Дону данной веры было спровоцировано восстание Кондратия Булавина 1707–1709 гг. То, что новшество было казакам «не любо», четко зафиксировано в воззвании Булавина: «Всем старшинам и казакам за дом Пресвя-тыя Богородицы, за истинную христианскую веру и за все великое войско Донское, также сыну за отца, брату за брата и другу за друга стать и умереть за одно! Зло на нас умышляют, жгут и казнят напрасно, вводят в эллинскую веру и от истинной отвращают (выделено мной. — Г.К.).

А вы ведаете, как наши деды и отцы на всем Поле жили и как оное тогда крепко держалось; ныне же наши супостаты старое наше Поле все перевели и ни во что вменили и так, чтобы нам его вовсе не потерять, должно защищать единодушно и в том бы все мне дали твердое слово и клятву»[121].

В чем тут дело? А в том, что под ненавистной «эллинской верой» здесь имелась в виду модернизированная версия греческой веры — продукт все той же Ферраро-Флорентийской унии с латинянами, лишь при патриархе Никоне пробивший себе дорогу в России. Казакам же импонировала архаичная версия греческой веры, практически иудаизм, но с элементами мессианства.