Западня для генерала

– Видите ли, Антон Евгеньевич, в чём дело. Вся наша жизнь состоит как бы из двух основополагающих частей – это удовольствия и воздержание. И правда, нельзя же постоянно есть, тут могут быть самые ужасные последствия – ну что-то вроде заворота кишок. Так вот и в политике, и в бизнесе примерно то же самое – надо знать меру, свой предел, выше которого не стоит прыгать. Видимо, мы где-то это не учли…

– Всё верно, – согласился Идельсон. – Однако следует признать и то, что наши возможности были ограничены. У тебя, Антоша какая-никакая, но всё же власть, а мы с Яшей только на подхвате.

Лицо Антона Евгеньевича скривилось, словно бы проглотил какую-то гадость, которая может привезти к несварению желудка.

– Как у тебя интересно получается, Михаил! Вот если появился выгодный заказ, финансируемый из госбюджета, ты тут как тут, ты самый первый. А как подсчитывать убытки, оказываешься ни при чём!

– Антон, дорогой! Ты меня не понял. Я готов компенсировать потери, само собой, в приемлемых объёмах. Когда всё успокоится, подберём тебе тёплое местечко, как-нибудь пристроим. Ну скажем, пост почётного вице-президента банка подойдёт?

– Ты издеваешься? Тут жизнь наперекосяк, а ты меня должностью банкира соблазняешь!

И опять, теперь уже надолго, в гостиной повисла тишина. Все думали об одном и том же, но только Антон Евгеньевич решился задать тот вопрос, от ответа на который зависело всё их дальнейшее существование:

– Так что же делать?

Идельсон посмотрел на Либерзона, и тому ничего другого не оставалось, как озвучить мысль, которая крутилась в голове у каждого из них с тех самых пор, как стали известны некоторые обстоятельства встречи незнакомки с Софьей Павловной.

– Тяжело это говорить, но придётся выполнить их требования. Скостим вдвое срок опальному генералу, а дальше всё пойдёт по наезженной колее…

– Но это же позор! – вскричал Антон Евгеньевич, и уже гораздо тише, словно бы опасаясь, что подслушают, обратился к гостям: – И как я буду выглядеть, когда сделаю такое предложение? Сначала умолял отправить его на пожизненное, а теперь… Так что, признаться в том, что совесть замучила вконец, грехи спать не дают?

– Нет, про совесть говорить не надо, не поймут. Спишем всё на ошибки следствия, а заодно подсидим Стрекалова, чтобы не очень-то о себе воображал. Главное в таких делах это первым донести свою интерпретацию событий. Тогда там, в Кремле примут решение, которое требуется нам.

– И что, теперь жить под дамокловым мечом?

– Думаю, что генерал сделает правильные выводы и впредь не будет лезть на рожон.

– И всё равно, как же это неприятно!

Проводив гостей, Антон Евгеньевич снял туфли, надел домашние шлёпанцы и уселся в кресло у зажжённого камина. Мысли в его голове множились, сталкивались одна с другой, рождая новые догадки, которые и сформулировать-то не было возможности. Но все эти хаотично распределённые осколки мыслей в итоге вроде бы стали постепенно сходиться к одному:

«А может, Яша был прав, когда сказал о пользе воздержания? Чёрт меня дёрнул ввязаться в эту авантюру! Читал бы лекции в университете, подрабатывал консультантом в частных фирмах. Так нет, показалось мало. И вот вполне логичный результат. Но почему? То ли советники бездарные, то ли сам ни на что другое не гожусь. Да вот и Софочка пристала с ножом к горлу, мол, единственный приемлемый выход – это сократить срок генералу. Странная, однако, женщина – то чуть не силком тащила в эту мерзкую политику, настаивала на сделке с Идельсоном… И что теперь? Теперь еле удалось избежать грандиозного скандала».

Уже на исходе ночи Антон Евгеньевич пришёл к неоспоримому выводу: «Похоже, всё в этом мире устроено несправедливо. Одним – сплошные удовольствия, ну а другим…» Тут его окончательно сморил сон, и ход дальнейших мыслей проходил уже за пределами его сознания.

Той ночью не спал и опальный генерал. Как ни странно, он тоже размышлял о справедливости. Допустим, суд пересмотрит приговор, и он выйдет на свободу… А что потом? Об этом Егор пока не думал – должно же к тому времени что-то измениться, тогда и будем делать выводы.