Западный национализм и восточный национализм: есть ли между ними разница?

Китайский национализм возник довольно поздно по всемирно-историческим масштабам. Но он возник в очень специфической ситуации, для которой можно подобрать немного соответствий в мировой истории. Китай был насквозь пропитан различными империализмами эпохи, включая японский, но в действительности колонизирован не был. Многие конкурирующие империализмы, и даже Великобритания, которая столкнулась с трудностями в огромной Индии, не оставляли мыслей о захвате огромного имперского Китая. (Самое близкое сравнение здесь, возможно, — имперская Эфиопия.) Кроме того, имперский Китай был столь же слаб, как и царская Россия. Японцы победили царский флот за шесть лет до крушения маньчжурской династии и за двенадцать лет до кровавого конца самого царизма. Все это позволяло многим националистам первого поколения воображать, что империя без особых сложностей может превратиться в нацию. Эта мечта была и у Энвер-Паши в Стамбуле в ту же эпоху, и у полковника Менгисту Мариама в Аддис-Абебе тремя поколениями позже, и у полковника Путина в сегодняшней Москве. Они, таким образом, не долго думая, сочетали народный национализм всемирного антиимпериалистического движения с официальным национализмом конца девятнадцатого века; и нам известно, что последний был национализмом, исходящим от государства, а не от народа, и мыслил в терминах территориального контроля, а не народного освобождения. Отсюда и причудливое зрелище, вроде Сунь Ятсена — подлинного народного националиста, заявлявшего о претензиях Китая на различные районы Юго-Восточной и Средней Азии. Эти требования были основаны на реальных или воображаемых территориальных завоеваниях династических правителей, причем многие из этих правителей не были китайцами и против них, казалось бы, народный национализм должен был бороться. И Гоминьдан, и позднее КПК в разное время и в разных масштабах подтверждали эти претензии.

Поднебесная, как я показал, не была столь уж уникальна. В разное время и в различной степени ее наследники признали многие новые государства, возникшие на ее периферии, благодаря империализму и антиколониальному национализму (Монголия, Корея, Вьетнам, Бирма, Индия и Пакистан). Это признание было тесно связано с новой идеей о том, что Китай — это нация, представленная, как и множество других наций, в Организации Объединенных Наций и ее предшественнице — Лиге Наций. Тайваньские историки показали, что в разные периоды между 1895 и 1945 гг. правящие группы на материке в действительности признавали за Тайванем статус японской колонии и поддерживали тайваньский народ в борьбе за независимость от Японии, точно так же, как они поддерживали и корейский народ. Противоречия между народным и официальным национализмами, которые столь очевидны в сегодняшнем Китае, как я уже сказал, не уникальны. Их можно найти и в других частях земного шара. Однако они особенно важны сегодня из-за огромных размеров и численности населения Китая, правительство которого, отказавшись от социализма, оправдывавшего его диктатуру, повернулось к официальному национализму для того, чтобы вновь сделать свою власть легитимной.

Представления о прошлом и будущем

Существует еще одна особенность официального национализма, которая отличает данную форму национализма ото всех остальных. Вероятно, справедливым будет утверждение о том, что все организованные общества прежних времен (частично) зависели от представлений о прошлом, которые не могли серьезно противоречить друг другу. Эти представления передавались через устную традицию, фольклорную традицию, религиозные учения, придворные хроники и т. д. Особенно тяжело найти в таких представлениях серьезную заботу о будущем. Когда в конце восемнадцатого века возник национализм, все эти представления изменились коренным образом. Растущая скорость, с которой происходили социальные, культурные, экономические и политические изменения, основанные на индустриальной революции и современных системах коммуникаций, сделала нацию первой политико-моральной формой, основанной на идее прогресса. Вот почему концепция геноцида была открыта так недавно, хотя древние записи называют имена многих тысяч групп, которые тихо исчезли много веков назад, не вызвав никакого беспокойства. Скорость изменений и власть будущего также вызвали серьезные трансформации представлений народа о прошлом.