Запах серы

Мы поднялись на несколько сот метров, с облегчением глотнули свежего воздуха и взяли курс на северо-запад, к Дубби. Этот вулкан извергался в последний раз в 1860 году, и я уже лет двадцать лелеял мечту «пощупать» его. Слева убегала вдаль серо-черная пустыня, усеянная охряными полосами; справа тянулся берег, окаймленный изумрудно-бирюзовыми и сапфировыми коралловыми рифами. Дубби оказался на месте, в нескольких километрах от побережья; его неправильный конус величественно возносился на километр. В вершине открывались два небольших кратера, вокруг которых, свиваясь кольцами дракона, лежали застывшие потоки лавы. Странно, но этот вулкан, столько времени казавшийся недоступным, сейчас разочаровывал, как всегда разочаровывают меня потухшие вулканы. Занимайся я вулканическими породами, а не механизмами извержений, все было бы, конечно, наоборот.

Держа курс на северо-запад, мы в несколько минут перевалили через Данакильские Альпы — горный хребет, не превышающий тысячи метров, но тем не менее выглядевший весьма впечатляюще. Этот хребет упирается одним концом в море, а другим — в лежащую ниже уровня моря котловину. Данакильская котловина… Она представлялась мне ужасающей. Не знаю, чему больше был я обязан этим чувством — подспудному страху от прочитанного ранее или враждебности белого ландшафта, сливавшегося, на горизонте с белым же небом? Соляная долина наводила на парадоксальную мысль о полярной льдине в удушающей жаре тропического сезона дождей.

Мы решили приземлиться посреди этой пустыни в Далоле, на разработках калийной соли.

Летчик круто повел машину вниз. Я с интересом смотрел на альтиметр: еще бы, впервые в жизни приходилось лететь на самолете ниже уровня моря! Стрелка прибора продолжала ползти вниз, и столь же неумолимо полз вверх ртутный столбик термометра, укрепленного снаружи у иллюминатора. Когда мы пересекли нулевой уровень высоты, температура за бортом была +52 °C. На высоте «минус 100 метров» столбик пересек отметку 57° (а ведь термометр, как и положено, находился в тени!).

Сейчас мы летели всего в нескольких метрах от соляной поверхности. Было видно, что она не такая ровная, какой казалась сверху: местами ее покрывали километровые «лужи». «Вода стекает сверху в сезон дождей!» — прокричал мне летчик. Голос его порядком охрип за шесть часов беседы под рокот моторов.

Мне вспомнились пенистые уэдды — заполненные водой сухие русла, которые встретились нам утром, когда мы пересекали сбросовый уступ, отделяющий Афар от Абиссинского нагорья. В соседних местах миллиарды кубометров дождевой воды уходят в песок или просачиваются по бесчисленным трещинам во впадины. Но здесь была сплошная плита непроницаемой каменной соли, и дождевые воды скапливаются на ней все летние месяцы. Только солнце способно откачать образовавшийся соляной раствор.

Итак, столбик пересек отметку 57° и пополз к 57,5 °C. За четырнадцать лет до этого, когда мы совершали 100-километровый поход через пустыню к вулкану Телеки у южной оконечности озера Рудольф, была жара, которую ни одному из нас — ни Жаку Ришару, ни Луи Тормозу, ни мне — не доводилось переживать: 54°, И тогда нам казалось, что это предел, больше человек выдержать не может. Надо сказать, что мы были особенно подавлены, поскольку не нашли колодца, на который очень рассчитывали. И третий день пути прошел под знаком нестерпимой жажды, усугублявшейся тем, что озеро переливалось на солнце мириадами бликов в 40, потом в 30, потом в 20 и наконец в 10 километрах. В Афаре же оказалось на добрых 3° жарче! Вжавшись в сиденья, мы жадно ловили ртами воздух, словно рыбы, выброшенные на берег. Что ждет нас на земле, где нет живительного ветра, на адском солнцепеке? Летчик вопросительно взглянул на меня… Я отрицательно помотал головой: садиться в таких условиях бесполезно, даже опасно.

На высоте 500 метров воздух показался нам восхитительно прохладным: термометр показывал всего 41°! Двадцать минут спустя, заложив вираж и оставив соляную пустыню за спиной на севере, мы уже любовались сверху дивным коническим вулканом с розовыми склонами, инкрустированными возле вершины желто-белыми соляными вкраплениями. На летной карте значилось его название — Алу. Позже, когда мы провели в этом краю несколько недель, мой товарищ Шедевиль, крупный знаток афарского языка, дотошно расспросив кочевников, выяснил, что Алу находится чуть дальше, а этот вулкан называется Даллаффила. В переводе — «отсеченная голова»… Действительно, в силуэте вулканического конуса угадывалось нечто безглавое, но нигде, кроме Афара, я не встречал больше подобного наименования!