Запах «Шипра». Сочинский вариант

Леша уже заказал бутылку сухого вина, графинчик коньяку и фрукты. Валюте он сразу налил вина, а на меня взглянул нерешительно.

— Что будете пить, Женя?

Тут я опять вспомнила о своей неподходящей внешности. И если мне незачем было играть перед Лешей, то здесь сидела еще Бессонова…

— Налейте мне коньяку.

Вообще-то я не любила крепких вин, но в институте, на всяких там междусобойчиках, приходилось пить всякое. Считалось правилом хорошего тона пить водку не морщась. У меня это получалось не хуже, чем у других.

Леша послушно налил мне коньяку. Мы чокнулись, я отважно выпила свою рюмку. Кажется, на Валюшу это произвело впечатление.

— Когда улетаете? — спросила я у Леши.

— Завтра.

Бессонова сразу низко наклонилась над своим бокалом, и слезинки закапали в вино.

— Ну, что ты, Валюша! Ну, не нужно, я же скоро вернусь.

— Скоро?… Через два месяца.

— Ну и что — два месяца. Они знаешь как быстро пройдут. А как вернусь, мы поедем с тобой на юг.

Бессонова подняла голову и вытерла глаза:

— Насовсем?

— В отпуск. На месяц.

— Совсем бы отсюда уехать.

— Совсем меня не отпустят. А чем у нас здесь плохо? Вот зимой поедем в наш санаторий.

— Холодно здесь…

— Мы будем с тобой ходить на лыжах.

— Я не умею на лыжах.

— Да я тебя научу. Ты у меня еще так будешь ходить на лыжах…

Милый мальчик Леша… Он так хорошо сказал это: «Ты у меня!»

Невесело было все это мне слушать. Я предполагала, что не будет у них ни лыж, ни санатория… Независимо от того, узнаю я что-либо новое или нет. Зло уже совершилось, и за преступлением последует наказание. Они еще ничего об этом не знают, а я знаю, но уже ничем не смогу им помочь.

У меня появилось ощущение какой-то вины перед ними, перед Бессоновой за то, что мне лично не угрожает такая беда, как ей.

Я смотрела на ее глаза, набухшие слезами, и мне казалось, что она уже сама чувствует, ожидает эту страшную беду.

— Допьем! — Леша поднял рюмку.

— За хорошую вам дорогу! — пожелала я ему.

— За хорошую вам работу! — сказала мне Валюша.

Я не знала, чего ей пожелать, чтобы это не было ложью, и только молча кивнула в ответ.

Когда я вернулась домой, Петр Иваныч встретил меня в коридоре, молча покачал головой и пошел на кухню готовить кофе по-бразильски.

3

С нетерпением я ожидала звонка Аллаховой.

Старалась не отлучаться надолго со склада. Беспокоилась, понимая, как много может значить этот звонок: она или принимает меня в свое общество, или нет. Если принимает, следовательно, решила ко мне приглядеться, не смогу ли я ей быть чем-то полезной — ведь ей необходимы сообщники. Если не позвонит, значит, я ей чем-то «не показалась», мне придется начинать все сначала, и решение задачи усложнится во много раз.

Я потеряла уже всякую надежду…

Аллахова позвонила на третий день. Рита Петровна отсутствовала. Трубку сняла наш бухгалтер и без лишних слов передала ее мне.

Аллахова не назвала себя по телефону — я узнала ее голос.

Она сказала, что выполнила мой заказ и я могу приехать к ней на склад. Когда? Да хотя бы сегодня вечером…

После работы, перед тем как поехать на Главный склад, я купила черный карандаш для косметики. Мазнула по ресницам, поставила в уголках глаз по черточке. Я никогда не делала этого раньше.

Пригляделась к своему отражению в зеркале и решила, что это как раз то, что мне сегодня нужно.

И вот наконец-то я стояла на пороге учреждения, за которым столько дней наблюдала только издали.

— Спокойнее! — сказала я сама себе. — Спокойнее… Не терять хладнокровия…

Главный склад Торга мало походил на наш грязный неухоженный складишко. В вестибюле — узорный линолеум, ковровая дорожка, пальма в зеленой кадушке. На стене висел роскошный красочный плакат: милая девушка советовала хранить деньги в сберегательной кассе, обещая за это автомобили, холодильники и развесистые пальмы Черноморского побережья.

Меня встретила Валюша Бессонова. Она улыбнулась мне, как старой знакомой, и у меня опять стало неуютно на душе.

— Улетел?

— Улетел… Пойдемте, там вас уже ждут.

Она пошла вперед.

Кабинет заведующего складом на нашу «контору» тоже никак не походил. Как полагается солидному кабинету, двери были обиты коричневым дерматином, в шашечку. В двери был врезан американский замок. «Закрываются, значит…» — подумала я.

В углу за полированным письменным столом сидела Аллахова. Она приветливо кивнула, протянула руку. С дивана, стоявшего у стены, поднялся мужчина, полноватый, лет за сорок, с пухлыми губами и лысинкой. Он поклонился мне.

«Колесов!» — подумала я.

Это на самом деле оказался Колесов.

— Наш Олег Владимирович, — пояснила Аллахова, — бог снабжения комбината и наш благодетель в отношении «что достать». Может достать все. С моим кладовщиком, я знаю, вы уже познакомились. Садитесь, пожалуйста.

Она указала на диван, и я послушно села рядом с Колесовым. Он взглянул на мои колени.