Запах «Шипра». Сочинский вариант

— Вон какие у вас, оказывается, романы с продолжениями… Ну и ну! Если бы я вас не знал, то подумал, что мне басню рассказываете. Значит, это ваше изобретение, можно сказать, а полковник его поддержал. Да он сам-то верит, что Башков поумнеет бегаючи?

Я сказала, что не очень верит.

— Как же он решил его из своих рук выпустить?

— Нужно было узнать, к кому он полетел. Ведь это он, Башков, вывел меня на Щуркина. Правда, я к Щуркину и ехала, но их встреча прибавила мне уверенности, что мы на правильном пути.

— Так-то оно так… А вдруг ваш бухгалтер здесь бы сбежал?

— Полковник на вас надеялся.

— Надеялся… Это хорошо, что он на товарища надеялся. Приятно услышать, конечно… Но ведь в нашем деле на товарища надейся, но и сам не плошай! Я, признаюсь, снял бы прямо с самолета. Конечно, надежды мало, что Башков начал бы рассказывать. Зато на душе спокойнее, здесь он, под руками, искать не нужно… Кто знает, может, вы и правы. Человек — это не таблица умножения. Всего не рассчитаешь. А ваш Приходько смелый. И на психологии он любит поиграть. Чего греха таить — кто бы из нас, начальников, на такое согласился. Раз подозреваемый, да еще из-под стражи сбежал,— хватай и не пущай! А всякие психологические, так сказать, опыты — в этом, мол, пусть суд разбирается. И начальству важно, когда ты дело закончишь и в суд сдашь. Ну и торопишься, естественно. А вот Приходько любит к подследственному приглядеться. И своих следователей этому учит. Вы знаете, сколько ему благодарных писем приходит из колоний, от осужденных, он вам не говорил?… Вот скромничает. Я сам читал: «…вы первый во мне человека увидели, спасибо вам…» Многим из нас так напишут?… А Приходько — пишут… Вот это, по-моему, в нашей работе очень важно. И вы тоже так думаете, я знаю. Пока так думаете. Как лет через двадцать думать будете, не поручусь, но пока так думаете.

Подполковник Григорьев опять пробежался по комнате и остановился в другом углу.

— Я вот еще о чем: приедете вы к своему бухгалтеру, все новости расскажете и о Эмилии Щуркиной, и об ее папочке. И поймет Башков, что вы ему последнюю тропочку перекрыли. Не придет ли ему в голову что-нибудь такое.

И он сделал рукой энергичный жест.

— Кто знает… Но думаю, что больше не придет. Это уже раз приходило ему в голову.

— Не от того ли случая у вас меточка осталась?

Я погладила шрамик над бровью:

— Думается мне, что такого он больше уже не повторит. Он человек разнообразный…

— Разнообразный… У вас хоть пистолетик какой с собой имеется?

Я невольно рассмеялась:

— Последний раз держала его еще в школе.

— Хотите, я вам свой подарю? Трофейный, так сказать. В сейфе моем давно лежит. Самый дамский, вот такусенький… Не желаете вооружаться? Ну, вам виднее…

2

До Краснодара доехала автобусом.

В дорогу взяла с собой потрепанный журнал из запасов на моей книжной полке. В журнале было окончание детективной повести американского писателя Стаута «Бокал шампанского»,— что еще берут с собой в автобус или самолет.

Я листала этот роман раньше. Прочитала еще раз о хозяине частного бюро Ниро Вульфе, который, не выходя из-за своего письменного стола, решал уголовные ребусы, пользуясь помощью наемных детективов. По Стауту выходило, что преступное начало — почти как наличие аппендикса, он есть у каждого человека, но вот будет аппендицит или нет — это как бог пошлет…

В Краснодаре оставила журнал в автобусе — пригодится следующему пассажиру.

Адрес Марии Семеновны у меня был.

Долго ехала троллейбусом, почти на окраину города. Наконец, увидела нужный мне чистенький деревянный домишко за щелястым заборчиком. Он дожидался своего скорого сноса, приютившись под боком у новенькой девятиэтажки. На каком-то из этажей находилась квартира сотрудника районной милиции, у окна которой сейчас наблюдал Кузовкин.

Как я убедилась спустя полтора часа, Кузовкин недаром получал свои командировочные, меня, во всяком случае, он разглядел…

Щеколда на покосившейся калитке поднималась размочаленной веревочкой, и весь домик выглядел вполне по-деревенски, если бы не большое — вполстены — современных очертаний окно.

Когда я вошла, за тюлевой занавеской промелькнуло чье-то лицо.

Меня увидели.

Я уже подошла к крыльцу, когда в доме стукнула дверь. На крыльцо вышла Мария Семеновна. Я ее узнала, а она меня — нет, и довольно неприветливо спросила:

— Вам что, гражданка?

Я поднялась на одну ступеньку:

— Здравствуйте, Мария Семеновна!

Она близоруко прищурилась, несколько напряженно улыбнулась:

— Господи! Это же Евгения Сергеевна! Какими ветрами…

Я прошла за ней в переднюю. Пока снимала свою куртку, оглядела вешалку в углу. Нет, там ничего не было из мужской одежды, только возле женских сапожек на полу лежала перчатка, на мой взгляд, великоватая для женской руки. Башков был здесь, значит, он прятался от случайных посетителей, вернее сказать, его прятала Мария Семеновна. Рассказал ли он ей всю правду о себе? То, что он скрывается от следствия, им, должно быть, знала. И все же дала ему приют. Что ж, по-человечески понять ее можно…