Запах «Шипра»

Такой торжественный проход Аллаховой, естественно, не мог остаться незамеченным. Девушки возле дверей оживленно зашушукались меж собой. Я вопросительно взглянула на свою соседку. Я еще ничего не спросила, моя соседка поняла меня и так:

— Аллахова, заведующая Главным складом,

— А я думала — замминистра.

— Для Королёва она больше, чем замминистра.

Я наивно удивилась:

— Почему так?

— Почему, почему… Поработаешь у нас — сама поймешь.

Илья Ашотович, оставив секретарше свои бумаги, вышел из приемной, поздоровавшись на ходу с моей соседкой.

— Бабаянц, — пояснила она. — Главный ревизор. Тоже фигура, сама понимаешь.

Я понимала. Как ни мал был мой опыт в торговых делах, я уже знала, что самый добросовестный работник не гарантирован от случайных излишков или недостач и что любая ревизия неизбежно тревожит даже порядочного работника, — о непорядочных я уже и не говорю. Многое здесь зависит от ревизора…

В приемную проскользнул и просеменил к столу секретарши щупленький человечек с папочкой под мышкой.

— Люсенька! У Аркадия Игнатьевича кто есть?

— Аллахова у него.

— Ах, Светлана Павловна… так, так.

Он нерешительно повертел в руках папочку, затоптался возле стола. Секретарша продолжала заниматься своими бумагами.

— И давно она там?

— Только что вошла.

— Так, так…

Человечек вопросительно посмотрел на секретаршу, но та была опытным работником и успела усвоить, что не ее дело советовать что-либо.

— Пожалуй, я попозже загляну.

— Что ж, приходите попозже.

Он так же быстренько выскользнул из приемной. В это время Аллахова вышла из кабинета. До дверей ее провожал сам Королёв — коренастый мужчина с усиками, в сером дакроновом костюме с каким-то значком на лацкане пиджака. Он поклонился ей в дверях четко и официально: «Всего доброго, Светлана Павловна!»

На этот раз Аллахова заметила мою соседку, кивнула ей, окинула меня взглядом и ушла.

Замдиректора Королёв выглянул в приемную. Девчушки вскочили разом.

— Ко мне? Проходите, пожалуйста.

Он пропустил их в кабинет, закрыл дверь.

— Вежливый, — сказала я.

— Вежливый, — согласилась моя соседка. — Алименты платит.

6

Мою заведующую складом Маргариту Петровну Сосновцеву все ее сослуживцы звали просто Рита Петровна. Я стала звать ее так же.

Складик был маленький, и обороты его были невелики, поэтому я как товаровед одновременно числилась и заместителем заведующего. Если бы запись в трудовой книжке соответствовала действительности, то новая работа не доставила бы мне особых хлопот. Но мне не хватало практики. Чтобы не повторить ошибки своего предшественника, не спутать сукно с драпом, мало эту разницу знать по учебнику, нужно еще и драп и сукно пощупать руками: никакая теория здесь не может заменить отсутствие опыта.

— Товароведу, как саперу, — говорила Рита Петровна, — ошибаться тоже нельзя. Живой, правда, останешься, но статью схватишь, как пить дать.

И я старалась не ошибаться.

«Конторой склада» у нас называлась небольшая клетушка, отгороженная фанерными щитами. В ней стояли три небольших столика, Риты Петровны, мой и бухгалтера — пожилой молчаливой женщины, весь рабочий день дымившей «Шипкой».

Грузчиками на складе работали две женщины. Одна — местная жительница, вторая — приехала из села где-то за Новокузнецком. «Маша из Чугунаша», как ее звали, была девица лет тридцати, мощного сложения, под девяносто килограммов веса. Как рассказывала Рита Петровна, отец Маши был алкоголик и умер в психиатрической больнице. Дочь рассчитывалась за непутевую жизнь родителя умственной отсталостью.

Когда у Маши появлялись вопросы, а появлялись они по всякому поводу, она вваливалась в нашу «контору», и от ее мощных и размашистых движений стены нашей клетушки ходили ходуном.

Голос у Маши был звонкий, по-детски пронзительный.

— Рита Петровна! — вопила она. — Рита Петровна!…

— Ну, что у тебя там?

— Машина пришла.

— Дальше что?

— Привезли, эти самые… сервизы которые…

— Какие сервизы? Мы не получаем сервизы.

— Привезли. Вот такие!… — и Маша широко разводила руки. — Деревянные, с дверками…

— Серванты? — догадываюсь я.

— Вот, вот, серванты, эти самые…

— Фу, чтоб тебе! — ворчала Рита Петровна. — Ты сколько у меня времени работаешь?

— Два года уже, Рита Петровна!

— Два года! Два года имеешь дело с материальными ценностями, сколько их туда-сюда перетаскала, а все серванты с сервизами путаешь. Сервизы — это фарфор, посуда. Чашки, такие белые, понимаешь?

— Понимаю, Рита Петровна! — радостно вопила Маша.

Она вываливалась за дверь, тут же возвращалась, и фанерные стены нашей «конторы» опять содрогались, а со стола вихрем сдувало все накладные.

— Рита Петровна!… А куда эти самые… сервизы ставить?…

Подобные разговоры происходили почти ежедневно, однако Рита Петровна в Маше, что называется, души не чаяла и всячески опекала ее. Маша была здоровая и работящая. На складе не было такой вещи, такого ящика, который она не смогла бы передвинуть, поднять, перенести куда следовало. «Грешно говорить, — признавалась Рита Петровна, — не было бы мне счастья, если бы не ее несчастье, где бы я такого работника нашла. Да ещё непьющая — цены ей нет».