Запах соли, крики птиц

— Звучит разумно, — согласился Мартин. — Хочешь, я этим займусь?

— Нет, я собирался поручить это Мельбергу. Чтобы все было сделано на совесть. — Мартин посмотрел на него с обидой, и Патрик рассмеялся. — А ты как думал? Конечно, я хочу, чтобы этим занялся ты!

— Ха-ха, как смешно, — сказал Мартин. Потом он вновь посерьезнел и склонился над столом. — Что там у тебя?

— Ничего особенно увлекательного. Две купюры по двадцать крон, монетка в десять крон, удостоверение личности и бумажка с его адресом и телефонами матери, домашним и мобильным.

— И больше ничего?

— Нет, или хотя… — он улыбнулся, — его фотография вместе с Эвой.

Патрик показал снимок Мартину: молодой Расмус обнимает мать за плечи и широко улыбается в камеру. Сын на две головы выше, и в жесте угадывается элемент защиты. Вероятно, снято до аварии. После нее они поменялись ролями, и защищать пришлось Эве. Патрик аккуратно положил фотографию обратно в бумажник.

— Как много у нас одиноких людей, — произнес Мартин, задумчиво глядя куда-то вдаль.

— Да, хватает, — согласился Патрик. — Ты думаешь о чем-то конкретном?

— М-да… Я думаю отчасти об Эве Ульссон, но и о Лиллемур. Представляешь, когда человека некому оплакивать. Родители умерли, других родственников нет. Даже сообщить некому. Единственное, что после нее останется, это пленки с записями на несколько сотен часов телевизионного времени, которые будут валяться и пылиться в каком-нибудь архиве.

— Живи она поближе, я бы пошел на похороны, — тихо сказал Патрик. — Никто не заслуживает того, чтобы уходить никем не провожаемым. Но хоронить ее, вероятно, будут в Эскильстуне, а туда я при всем желании поехать не смогу.

Они немного посидели молча, живо представляя себе гроб, который опускают в могилу, — а рядом ни родных, ни друзей. Невыразимо печально.

— Записная книжка! — воскликнул Патрик, нарушив молчание.

Книжка, которую он достал, оказалась довольно толстой, черной, с позолоченным обрезом. Расмус явно ее очень берег.

— Что в ней? — с любопытством спросил Мартин. Патрик немного полистал исписанные страницы.

— Думаю, здесь записи о животных из магазина, — наконец сказал он. — Смотри: «Геркулес, три раза в день, часто доливать свежую воду, каждый день чистить клетку. Гудрун, одна мышь в неделю, террариум чистится один день в неделю».

— Похоже, что Геркулес — это кролик или морская свинка, а Гудрун, вероятно, змея. — Мартин улыбнулся.

— Да, Расмус был очень аккуратным. В точности как говорила его мама. — Патрик осторожно перелистал все страницы записной книжки. Речь, похоже, везде шла о животных. Ничего такого, что могло бы их заинтересовать. — Кажется, все.

Мартин вздохнул:

— Я, собственно, и не ожидал, что мы обнаружим что-нибудь эпохальное. Ведь полиция Буроса уже все пересмотрела. Однако всегда хочется надеяться.

Патрик аккуратно укладывал записную книжку на дно рюкзака, когда его насторожил какой-то звук.

— Подожди, тут есть что-то еще.

Он снова вынул записную книжку, положил ее на стол и запустил руку в рюкзак. Когда он вытащил то, что лежало на самом дне, они с Мартином недоверчиво посмотрели друг на друга. Это было совсем не то, что они ожидали найти. Но теперь у них имелось неопровержимое доказательство наличия связи между смертями Расмуса и Марит.

Судя по голосу, Ула не слишком обрадовался, когда Йоста позвонил ему на мобильный. Он находился на работе и считал, что они вполне могут отложить разговор на вечер. Йоста, которого задел снисходительный тон Улы, пребывал не в самом благодушном настроении и спокойно заявил, что они появятся в компании «Инвентинг» в течение получаса. Ула что-то пробормотал о «государственной власти» на певучем шведско-норвежском наречии, но сообразил, что лучше не протестовать.

Когда они сели в машину и двинулись в сторону Фьельбаки, Ханна, казалось, по-прежнему пребывала в плохом настроении, и Йоста задумался над тем, что с ней такое. У него возникло ощущение, будто у нее какие-то проблемы на домашнем фронте, но он знал ее не настолько хорошо, чтобы спрашивать, только надеялся, что ничего серьезного. Она, похоже, вообще не стремилась к общению, и он дал ей возможность посидеть молча. Когда они проезжали поле для гольфа возле Анроса, она посмотрела в окно и спросила:

— Это хорошее поле?

Йоста более чем охотно ухватился за эту трубку мира.

— Замечательное! Особенно заковыриста лунка номер семь. Мне как-то удалось даже послать мяч в лунку одним ударом, правда, не в седьмую.

— Настолько-то я уже разбираюсь в гольфе, чтобы знать, что послать мяч в лунку одним ударом — это хорошо, — отозвалась Ханна, впервые за день улыбнувшись. — Клуб угостил тебя шампанским? — спросила она. — Кажется, так положено?

— А то как же, — ответил Йоста и просиял при воспоминании. — Разумеется, угостил, да и вообще заход получился удачным. Честно говоря, пока что самым лучшим.

Ханна засмеялась.

— Пожалуй, не будет преувеличением сказать, что ты заражен вирусом гольфа…

Йоста посмотрел на нее и улыбнулся, но был вынужден вновь перевести взгляд на дорогу, поскольку возле Мёрхульта шоссе сужалось.